Пока экс-прокурор Ленобласти Станислав Иванов на свободе, но уже в клинике, на Суворовском, 67, вспомнили, как он проявил ласку. Не к людям, но существам. Если спокойно подумать - жаль и тиранов.

Так уж устроено современное общество, что новости о возбуждении уголовного дела в отношении экс-прокурора Станислава Иванова и обывателями, и истеблишментом воспринялись как хороший сериал. Каждую серию ждали с кровожадным удовольствием, а подробности принимались внутрь словно эссенция, вмиг меняющая восприятие человеком окружающей действительности.

Вряд ли стоит скрывать, что первым чувством, вырвавшимся на свободу у тех, кто может себя отнести к категории пострадавших от деятельности Иванова, было примитивное счастье. Примять его размер смогла только ноющая скрытая тоска о собственных перспективах, ведь никто не удосужился разъяснить, какие именно не те дороги стоили человеку в синей форме карьеры. Троп же в регионе так мало, что в одиночку по ним не ходят.

Исходя из точки зрения обычного человека, прокуратура существует для защиты общества от несправедливости и прежде всего — от коррупции. Пласт общества под названием "чиновники" глядит на людей в мундирах с раздражением, старается ручкаться, а за спиной готов и зашипеть.

Может и не всем, но многим от ведомства под началом Иванова доставалось. Самой длительной была дорожная война 2014 - 2015 годов. Результаты претензий прокуроров к качеству региональных дорог вылились в столь громкие скандалы, что вице-губернатор по строительству Георгий Богачев написал заявление.

Претензии были и к существованию более мелких постов вроде председателей комитетов, которые упорно неверно заполняли декларации, в том же самом уличали и парламентариев. Главу администрации Тихвинского района Александра Тимкова довели до увольнения, руководителям Кировского района Дмитрию Василенко и Михаилу Коломыцеву пришлось поволноваться о своем будущем. Все трое в итоге неплохо пристроились, а вот главе Ломоносовского района Дмитрию Полковникову перекрыли путь в парламент.

Не стеснялся Иванов третировать и коллег по цеху — оштрафовал исправительную колонию за мелкий табачный бизнес, а Следственный комитет заставил отменить уголовное дело по факту кражи "старого цыганского дивана". В какой-то момент прокурор чуть было не помешал афере века — махинациям с землями Ржевского полигона. Но быстренько свернул с этого опасного пути, отменив собственные распоряжение по этому же поводу.

Если коротко о взаимоотношениях, то губернатор Дрозденко прокурора Иванова, мягко говоря, не любил и не скрывал этого. Его коллега по силовому цеху – начальник Следственного комитета Маяков был аналогичного мнения. Говорят, и шеф ФСБ Родионов также морщился, ведь чуть ли не впервые на Литейный, 4, прилетели представления в отношении его подчиненных. Что касается МВД, то полиции настолько больше всех достается, что хоть Иванов, хоть Концеленбоген. Нет, конечно, согласно Конституции прокуратура первая по надзору. Но так уж в России вышло за последние годы, что она последняя. Поэтому любые вспышки надзора воспринимаются как подрыв устоев.  

Все эти и другие факты, значительная часть которых скрыта от общества, и привела к общегосударственному мнению о том, что Станиславу Иванову присущи качества тирана. Таких обычно боятся, их неудачам радуются. И если что - не жалеют.

В связи с этим в редакции 47news вспомнили повесть еще 1979 года советского писателя Владимира Тендрякова "Расплата". В ней девятиклассник Коля Корякин, обученный в школе принципам справедливости, застрелил отца. За то, что тот был деспотом, пил без остановок, обижал мать и за этим не виделось никакого просвета в жизни. Большая часть текста посвящена грустным воспоминаниям ребенка, объясняющим поступок. Если по аналогии, то мы уже объяснили рвение властного окружения Иванова.

Примерно под конец повествования в камере один на один с собой Коля, которому никто не мешает, в очередной раз прокручивает прошлое. В нем вспыхивает совсем короткая история с птичкой. Однажды в их форточку залетел князек, при появлении которого полутрезвый отец, только недавно загнавший семейство кулаками на кухню, заговорил по-человечески. Он объяснил сыну, что гостью надо выпустить, ведь она не терпит несвободы, взамен пообещал купить канарейку. И купил, и ухаживал за ней, и на целую неделю прекратил издевательства, и даже пил чай вместе со всеми.

- Отец... О нем можно думать. Его даже можно любить, - раскаялся тогда Колька.

Пару лет назад вице-губернатор Богачев рассказал корреспонденту историю про корову. Начиналось все, по традиции, с 47news, который опубликовал новость о заживо замерзающих буренках. Сельхозпредприятие "Лосево", что под Светогорском Выборгского района, в декабре не обустроило им загончики и животные мучились на ветру, да под снегом.

До мучений будущей говядины никому не было никакого дела до тех пор, пока с информацией не ознакомился прокурор Иванов. Согласно воспоминаниям, теперь, конечно, сбивчивым, он набрал губернатора Дрозденко. С пересказа того, в трубке прозвучало грозное возмущение (а губернатор действительно человек эмоции), больше похожее на приказ, чем на предложение: "Несчастные коровы замерзают. Срочно разобраться!"

Даже для губернатора Дрозденко это было слишком. Чиновничья молва пересказывала это так, что на малом аппарате, где собираются только руководители, глава региона задумчиво объяснил суть произошедшего. В кабинете раздались смешки, означавшие, что присутствующие беспокойства надзорного ведомства не разделяют, да и вообще далеки от подобных переживаний.

Разобраться в нуждающихся коровах поручили первому вице-губернатору Константину Патраеву. Почему выбор пал на него, совершенно логично, ведь все странные задания всегда отдавались ему, исходя из должности. Кроме того, он единственный из присутствовавших — житель Светогорска, да и за ним замечали пристрастие к сельскому хозяйству.

Прокурор Иванов, по своей линии, тоже дал задания. Сотрудники Выборгской городской прокуратуры выезжали на место, изучали условия жизни пострадавших и, возможно, не отказали себе в детском "муу" в период взятия показаний. Сколько государственных дел было отброшено ради спасения коров, мы теперь не узнаем, но больше сообщений о несчастных не поступало.

В книжной истории с птичкой никто, кроме Коли, о ней не помнил. У матери сын спросил:

— А канарейку помнишь?
— Какую канарейку, родненький?
— В клетке пела. Отец же принес.

Мать не помнила. 

А мы решили, пусть будет.

Юлия Гильмшина,
47news