Представьте себе Цискаридзе на коленах перед Владимиром Путиным в ложе. Пусть император – от бога, но однажды в Мариинке Шаляпин это сделал. Что тут было…    

Тут недавно петербуржец Кирилл Левников, обслуживая матч отборочного турнира ЧМ-2022 Англия — Сан-Марино, перед стартовым свистком опустился на колено в поддержку движения Black Live Matter. Наши записные патриоты поначалу возбудились, но в Госдуме призвали не травить футбольного судью. А вот за 100 лет назад за схожее колено на Шаляпина спустили всех собак. Чудом не дошло до разрыва с Отечеством.

Петербург. Вечер 6 января 1911 года. Театр полон, ложи блещут. Впервые после окончания позорной русско-японской войны Мариинку изволил посетить Государь с дочерьми и супругой. Соответственно, обе боковые императорские ложи забиты персонами императорского двора, министрами и прочая. В зале, понятно, тоже биток. Дают "Бориса Годунова" Мусоргского. В постановке Мейерхольда и с Шаляпиным в роли Бориса, о которой он мечтал много лет. На сцене все идет хорошо и гладко, артисты в ударе, как вдруг…

1.jpg russian-records.com
Федор Шаляпин в роли Бориса Годунова.

Взгляд из зала. Рассказывает Великий Князь Гавриил Константинович Романов (1877-1955): "Когда окончился первый акт и начались аплодисменты, совершенно неожиданно поднялся занавес, и мы увидели артистов, участвовавших в опере, стоявших живописной группой. Среди них возвышалась громадная фигура Шаляпина в древнем царском одеянии. Повернувшись лицом к царской ложе, они запели "Боже, царя храни". Весь переполненный театр встал, как один человек. В этот же момент все артисты и Шаляпин опустились на колени. Вся публика запела гимн вместе с ними. Картина была потрясающая. Зал был охвачен невероятным энтузиазмом, он гудел от "ура"..." (ист. – В.К. Гавриил Константинович Романов. "В Мраморном дворце: из хроники нашей семьи", М., 2008)

Взгляд со сцены. Рассказывает Федор Шаляпин: "Когда я услышал, что поют гимн, увидел, что весь зал поднялся, что хористы на коленях, я никак не мог сообразить, что, собственно, случилось <...> Мелькнула мысль уйти за сцену, но сбоку выхода не было, а сзади сцена запружена народом. Я пробовал было сделать два шага назад, — слышу шепот хористов, с которыми в то время у меня были отличныя отношения; "Дорогой Федор Иванович, не покидайте нас!"… Что за притча? Все это — соображения, мысли, искания выхода — длилось, конечно, не более нескольких мгновений. Однако, я ясно почувствовал, что с моей высокой фигурой торчать так нелепо, как чучело, впереди хора, стоящаго на коленях, я ни секунды больше не могу. А тут как раз стояло кресло Бориса; я быстро присел к ручке кресла на одно колено ...". (ист. Ф. Шаляпин, "Маска и Душа", М, 1990)

2.jpg из архива 47news
Газета «Утро России». 8 января 1911 года. Фрагмент полосы.

А в чем интрига-то? Ну, запели и запели. Не что-нибудь, а официальный государственный гимн. Опять же, по давно заведенной традиции, исполнение гимна театральной труппой на патриотических спектаклях, в дни праздников и в дни посещения театра членами императорской фамилии являлось делом почти обязательным.

А интрига – во времени. После событий 1905 года, октябрьского манифеста и царской амнистии политзаключенным, революционно настроенные товарищи и им сочувствующие либералы, учуяв, что власть дает слабину, взялись выплескивать, по Зощенко - до поры "затаенное в душе хамство". В том числе в отношении государственного гимна. Во многие театры страны полетели, выражаясь современным, веерные рассылки с требованиями прекратить сценическое исполнение "Боже, царя храни..." под угрозой устройства разного рода провокаций. Вплоть до поджогов и подрывов. У монархически настроенной части публики, что покамест в большинстве, мнение на сей счет – строго противоположное. Она не просто ждала, а требовала исполнения гимна. На этой почве в театральных залах, прежде всего на галерках, вспыхивали стычки, перебранки, не то и потасовки. К слову, этот момент забавно обыгран в культовом советском фильме "Новые приключения неуловимых" (1968): в одной из сцен Буба Касторский, со своими воробушками, намеренно затягивает "Боже, царя храни...", провоцируя драку между правыми и левыми зрителями варьете.

Однако в данном конкретном случае с Мариинкой за внешне верноподданическим жестом хористов, задействованных в "Годунове", стоял шкурный интерес. Оперная массовка намеревалась подать царю петицию, прося прибавки к пенсиям, и решила предварительно разжалобить Николая II постановочным коленопреклоненным пением. План удался на все сто, вот только ни директор Императорских театров Теляковский, ни Шаляпин о готовящемся флэшмобе ничего не знали.

3.jpg odin-fakt.ru
Обложка журнала «Искры», №4, 1911.

Рассказывает Великий Князь Гавриил Константинович: "Оказалось, что хор оперы обращался с какой-то просьбой к директору императорских театров Теляковскому, но удовлетворения не получил. Тогда хор решил обратиться прямо к государю. Чтобы подкрепить свою просьбу, он прибег к манифестации и был поддержан старшими артистами. Но в момент манифестации публике не были ещё известны настоящие причины. Государь велел исполнить просьбу артистов".

Рассказывает Федор Шаляпин: "Все еще недоумевая, выхожу в кулисы; немедленно подбежали ко мне хористы и на мой вопрос, что это было? — ответили: "пойдемте, Федор Иванович, к нам наверх. Мы все Вам объясним". Я за ними пошел наверх, и они, действительно, мне объяснили свой поступок. При этом они чрезвычайно экспансивно меня благодарили за то, что я их не покинул, оглушительно спели в мою честь "Многая лета" и меня качали <...> Я вообще никогда не любил странной русской манеры по всякому поводу играть или петь национальный гимн. Я заметил, что чем чаще гимн исполняется, тем меньше к нему люди питают почтения. <...> У нас же вошло в отвратительную привычку требовать гимна чуть ли не при всякой пьяной драке — для доказательства "национально-патриотических" чувств. Это было мне неприятно. Но решительно заявляю, что никакого чувства стыда или сознания унижения, что я стоял или не стоял на коленях перед царем, у меня не было и в зародыше. Всему инциденту я не придал никакого значения..."

4.jpg newsarium.org
Амфитеатров Александр Валентинович (1862-1938). За два месяца до разрыва отношений писал о Шаляпине: «Шаляпин — русское национальное сокровище. Это — огромное право, но и обязанность. Пора ему покончить с тем легкомысленным трепанием таланта, которым он отдает себя во власть злоупотреблениям разных господ, из того выгоду извлекающих...»

Шаляпин значения не придал и через день укатил на плановые гастроли в Монте-Карло. Зато другие – придали. Одним из первых на преклоненное колено артиста предсказуемо отреагировал один из наиболее модных в ту пору журналистов Александр Афмитеатров. Уже 13 января он отправил Шаляпину письмо, в котором поздравил "с монаршей милостью", обвинил артиста в "унижении звания русского культурного человека" и сообщил, что порывает знакомство. Мало того, письмо это Амфитеатров гектографировал и разослал во все столичные редакции, большинство из которых с удовольствием его перепечатали. Чему цензура, даром что реакционная, не препятствовала.

Из письма Александра Амфитеатрова Федору Шаляпину: "Федор Иванович. Осведомительное бюро опубликовало официально и подчеркнуло чувствительную сцену твоего коленопреклонения перед Николаем II. Поздравляю с Монаршей милостью. В фазисе столь глубокого верноподданичества тебе не могут быть приятны старые дружбы, в том числе и со мною. Спешу избавить тебя от этой неприятности. <...> На прощанье позволь дать тебе добрый совет: когда тебя интервьюируют, не называй себя, как ты имеешь обыкновение, "сыном народа", не выражай сочувствия освободительной борьбе, не хвались близостью с ее деятелями и т. д.  В устах, раболепно целующих руку убийцы 9-го января, руку палача, который с ног до головы в крови народной, все эти свойственные тебе слова будут звучать кощунством..." (ист. – А. Амфитеатров, "Жизнь человека, неудобного для себя и для многих", М., НЛО, 2004)

Следом демонстративно порывает отношения с Шаляпиным писатель, журналист, редактор влиятельной газеты "Русское слово" Влас Дорошевич. Человек, который, по словам того же Амфитеатрова, "одно время ежедневно вбивал имя Шаляпина в память и воображение публики, как гвоздь в стену".

5.jpg ru.m.wikipedia.org
Знаменитый, исполненный на холсте углем и мелом рисунок Шаляпина авторства Валентина Серова. 1905. Ныне хранится в Третьяковской галерее.

"Что это за горе, что даже и ты кончаешь карачками, – разрывая отношения, напишет в Монте-Карло и художник Валентин Серов. – Постыдился бы". А ведь это – тот самый "несравненный друг", о котором Шаляпин с нежностью вспоминал: "Сколько было пережито мною хорошего в обществе Серова!" Художник уйдет из жизни восемь месяцев спустя, все это время Шаляпин будет искать возможность объясниться, но этим двоим так и не суждено будет помириться.

Всего год назад марксист Плеханов буквально напросился к Федору Ивановичу на ужин, где выклянчил у хозяина фотографию с автографом. А теперь отсылает фото назад, с припиской: "Возвращаю за ненадобностью". И даже друг-закадыка Максимушка (Горький) и тот, сидючи на своем Капри, не разобравшись поначалу в ситуации, в одном из частных писем негодующе рыкнет: "Выходка дурака Шаляпина просто раздавила меня – так это по-холопски гнусно! Ты только представь себе: гений на коленях перед мерзавцем и убийцей! Третий день получаю из России и разных городов заграницы газетные вырезки...".

6.jpg из архива 47news
Газета «Русское слово». 6 февраля 1911 года. Фрагмент полосы.

В течение нескольких месяцев либеральная и революционная печать травила вчерашнего кумира методично и беспощадно. При этом в большинстве журналистских материалов истинные мотивы случившегося – просьба хора о пенсиях, даже не фигурировала. Акценты делались исключительно на верноподданническом колене Шаляпина. Ему, "лакею и прислужнику самодержавия", теперь припомнили все: и пожалованное в прошлом году звание Солиста Его Императорского Величества, и 8-летней давности подарочные золотые часы с государственным гербом, украшенные бриллиантами из кабинета Его Императорского Величества…

Продолжая находиться за границей, артист пачками получает анонимные письма с издевательствами и угрозами. Даже здесь он не может скрыться от каких-то патлатых нигилистов-соотечественников, вопящих в лицо: "Предатель! Мерзавец! Холоп!" Пару раз такого рода встречи едва не завершились рукоприкладством. Федор Иванович переживает страшно. Со слов актрисы Марии Андреевой, в какой-то момент великий артист и сильный человек даже хотел застрелиться. А в конце февраля в Петербурге и Москве появляются сообщения о том, что Шаляпин намеревается покинуть императорские театры и больше в Россию не возвращаться.

7.jpg из архива 47news
«Петербургская газета». 7 марта 1911 года. Фрагмент полосы.

Но потом случается долгожданное примирение с лучшим другом. Летом, на Капри. "Приехал третьего дня Федор, – писал Горький Е. П. Пешковой, – и заревел, увидев меня; прослезился - конечно - и я, имея на это причин не меньше, чем он, ведь у меня с души тоже достаточно кожи снято. Сидим, говорим, открыв все шлюзы, и, как всегда, хорошо понимаем друг друга, я его - немножко больше, чем он меня, но это ничему не мешает...".

8.jpg vk.com
19 марта «Петербургская газета» информировала своих читателей: «Шаляпин получил от близкого к Горькому лица телеграмму с острова Капри. В этой телеграмме просят Шаляпина: "Успокойтесь. Любим по-прежнему". Шаляпин ответил Горькому обширным письмом».

Из письма Максима Горького боевику РСДРП(б) Николаю Буренину: "Осудить Шаляпина - выгодно. Мелкий, трусливый грешник всегда старался и старается истолковать глупый поступок крупного человека как поступок подлый. Ведь приятно крупного-то человека сопричислить к себе, ввалить в тот хлам, где шевыряется, прячется маленькая, пестрая душа, приятно сказать: "Ага, и он таков же, как мы" <...> Такие люди, каков он (Шаляпин – ред.), являются для того, чтобы напомнить всем нам: вот как силен, красив, талантлив русский народ! <...> Любить Россию надо, она этого стоит, она богата великими силами и чарующей красотой. Вот о чем поет Шаляпин всегда, для этого он и живет, за это мы бы и должны поклониться ему благодарно, дружелюбно, а ошибки его в фальшь не ставить и подлостью не считать...". (ист. – В. Дмитриевский, "Шаляпин в Петербурге-Петрограде", Л., 1976)

По всему встреча с Горьким, да еще и в столь умиротворяющей безмятежной обстановке, без досаждающей "русской интеллигенции", оказала на Шаляпина целительное воздействие. Артист понемногу успокоился, перестал читать перед обедом русские газеты, окончательно пересмотрел свои взгляды в части невозвращенства и в середине сентября вернулся в Петербург.

9.jpg из архива 47news
«Московская газета». 14 марта 1911 года. Фрагмент полосы.

Но история с коленом будет аукаться ему еще долго, хотя он всем силами старался загладить эту странную, несуществующую вину. Например, откажется выступать на торжествах по случаю 300-летия дома Романовых: тогда, в 1913-м, участие Шаляпина официально было объявлено, но он затаится в Берлине, сказавшись больным. Но это так, мелочи. А вот не-мелочи сложатся в солидные финансы, которые Федор Иванович отныне жертвовал на эсеров, меньшевиков, кадетов... На умасливание прессы... По разным оценкам, в общей сложности за три года Шаляпин потратил на подобного рода восстановление имиджа в глазах общественности, в пересчете на нынешние рубли, порядка 40-50 миллионов. Так что, широко приписываемая артисту фраза "бесплатно только птички поют", возможно, связана вовсе не с жадностью, а лишь с необходимостью платить по выставленным революционным и либеральным счетам.

И все равно – негодующие послания в адрес Шаляпина, нет-нет, да и продолжали поступать.

Одно такое артист получил в апреле 1915, по поводу организованного им в Народном доме бесплатного спектакля. "Мы не перестанем высоко ценить ваш талант, – писали Шаляпину рабочие делегаты от восьми петроградских заводов, – но пыль, оставшаяся на ваших коленях, загрязнила для нас ваше имя". Письмо завершалось обещанием устроить "горячий прием чуткой рабочей аудитории". Но с оговоркой: "наиболее сознательная часть пролетариата на спектакль не придет".

Игорь Шушарин, для 47news