30 лет назад сверхдержавы СССР и США договорились об уничтожении значительной части своих ядерных арсеналов. Это то немногое, что сдерживает Москву и Вашингтон.

В конце июля 1991 года в Москве Джордж Буш и Михаил Горбачёв подписали договор СНВ-1. Сегодня договорённости по стратегическим наступательным вооружениям – то немногое, что ещё связывает Москву и Вашингтон. Первое, что сделал новый президент Байден – продлил сделки по СНВ. Новые консультации уже начались, и приверженность "стратегической стабильности" - общее место, как показали недавние переговоры Владимира Путина с американским коллегой.

Договор СНВ – результат многолетних кропотливых переговоров ведущих дипломатов обеих стран. Любые переговоры - это не только встречи под фото. Самое интересное решается без лишних глаз и ушей. "47news" публикует фрагмент книги профессора Женевской школы дипломатии и международных отношений, экс-заместителя секретаря Совбеза РФ, главы советской делегации на финальном и самом сложном этапе переговоров в 1989-1991 годах Юрия Назаркина "О дипломатических буднях и другие истории" - "Технология переговоров".

111111.jpg Юрий Назаркин / фото globalaffairs.ru

Технология переговоров

В сущности переговоры — это основа всей дипломатии. Ведь одна из главных задач дипломата, будь то на собственно переговорах или при работе в посольстве, договариваться о каких-то взаимоприемлемых вещах со своими иностранными партнерами. В этом принципиальное отличие профессии дипломата от профессии военного. Военный, в руках которого оружие, добивается выполнения поставленной задачи силой, а дипломат — нахождением компромисса. Конечно, каждая профессия накладывает свой отпечаток на менталитет. Это было очень заметно в тех делегациях, в которые включались военные эксперты. У военных — жесткость и четкость, у дипломатов — гибкость и склонность к более расплывчатым формулировкам. Взаимодействие того и другого подходов часто приводило к весьма плодотворным результатам. А если такое взаимодействие продолжалось достаточно длительное время, то оно оказывало благотворное воздействие на менталитет обеих сторон.

Особенно хорошо я прочувствовал этот процесс на переговорах по стратегическим вооружениям, где более половины делегации состояла из военных.

Так случилось, что большая часть моей дипломатической карьеры была связана с переговорами — как многосторонними, так и двусторонними. Сначала на третьих, вторых ролях, а потом — во главе делегации.

Конечно, переговорная практика по-настоящему начинается только тогда, когда оказываешься в "первом кресле", т.е. когда ты в качестве "первого номера" представляешь свою сторону — будь то на пленарном заседании, в рабочей группе или подгруппе. Твои советники и эксперты могут давать тебе дельные и толковые советы. Но только ты определяешь, каким советом воспользоваться, как вести себя в той или иной ситуации, как прореагировать на выступление представителя другой стороны. Реакция должна быть мгновенной. Она иногда может заключаться и в том, чтобы промолчать. Но и такой образ действий должен быть осознанным, а не вызванным тем, что не нашелся, что сказать.

Очень важным качеством переговорщика является умение понять позицию партнера по переговорам ("оказаться в его ботинках", как говорят американцы), определить, что в его позиции совместимо с твоей позицией, и как совместить то, что несовместимо. А уж если найден какой-то компромисс, то его обязательно надо зафиксировать, хотя бы самым неофициальным образом, но на бумаге.

В институтах — и у нас, и на Западе — разрабатываются теории переговорного процесса, читаются курсы лекций о том, как надо вести переговоры. Но когда я вступал на переговорное поприще, то еще не слышал о таких теориях. А когда узнал, что они существуют, то уже был достаточно уверенным в себе практиком.

Впоследствии мне даже пришлось прочитать курс лекций в Дипломатической академии, в которых я пытался поделиться со слушателями своим переговорным опытом. В заключение же я им сказал, что не представляю себе, как можно научиться вести переговоры, не посидев в "первом кресле" хотя бы в какой-нибудь рабочей группе, разрабатывающей не учебный, а самый настоящий, пусть не "судьбоносный" документ, например, проект резолюции.

Разумеется, каждые переговоры имеют свою специфику, связанную, прежде всего, с их предметом. К тому времени, когда я был назначен главой делегации, советско-американские переговоры по стратегическим вооружениям продолжались уже 20 лет. За это время были отработаны формы и методы, которые, базируясь на международной практике, учитывали и специфику данных переговоров.

Специфика состояла, прежде всего, в громоздкости готовившихся документов и изобилии военно-технических деталей. Текст самого договора был относительно невелик — страниц 50. Но различного рода приложения и приложения к приложениям, договоренности, оформлявшиеся путем обмена письмами, заявлениями, и др. документы составляли в общей сложности более 800 страниц. Причем отдельные части этой махины разрабатывались параллельно в различных рабочих группах.

Такой порядок работы требовал тщательной координации действий переговорщиков в различных рабочих группах. Кроме того, необходимо было тщательно следить за тем, чтобы разрабатываемые документы "стыковались" друг с другом (изменения в тексте одного документа могли вызывать необходимость корректировки и других документов). Эта задача осуществлялась на регулярно проводимых совещаниях делегации.

Механика подготовки договора и связанных с ним документов выглядела следующим образом. Каждая из сторон представляла свой текст. Они как бы накладывались один на другой. То, что совпадало, становилось согласованным текстом. То, что не совпадало, помещалось в квадратные скобки с пояснениями, из которых становилось понятно, чья позиция отражена в скобках (в русском тексте наша позиция отмечалась значком "1)", а позиция США — значком "2)"; в английском тексте значки соответственно менялись).

В тех случаях, когда несовпадение было чисто словесным, находились формулировки, которые отражали согласованную позицию. Если же расхождения касались существа, то согласование, естественно, становилось более сложным. Поиск преодоления расхождений и составлял суть переговоров.

Каждый раунд начинался и завершался пленарными заседаниями, на которые делегации собирались в полном составе. На них зачитывались заранее подготовленные заявления довольно общего характера. На заседании при открытии раунда стороны декларировали свои намерения, выражали надежды и т.д. На заключительном заседании подводились итоги и выражались надежды на сближение позиций на следующем раунде. После первого пленарного заседания начиналась работа двух основных групп — по наступательным вооружениям (советскую часть группы возглавлял посол Л.А. Мастерков) и по обороне и космосу* (нашими основными представителями здесь были посол Ю.И. Кузнецов и генерал-лейтенант Н.Н. Детинов).

*Название этой группы было компромиссным и совершенно противоречивым: американцы настаивали на обсуждении Договора по противоракетной обороне (ПРО), имея в виду согласовать его расширенное толкование, мы же, категорически возражая против этого, предлагали обсуждать запрет на использование космоса в военных целях, что было неприемлемо для американцев, поскольку они планировали, в частности, размещать в космосе элементы своей ПРО.

При этом американцы каждый раз подчеркивали, что они участвуют в работе группы по обороне и космосу в качестве самостоятельной делегации, не связанной с их делегацией в группе по стратегическим наступательным вооружениям. Администрации Рейгана, а затем и Буша в то время были озабочены получением от Конгресса средств на "стратегическую оборонную инициативу" (СОИ). Они пытались доказать, что заключение договора по СНВ не должно снизить ассигнований на ПРО. Это-то обстоятельство и побуждало делегацию США делать такие ритуальные заклинания.

Мы, со своей стороны, исходя из неразрывной связи наступательных и оборонительных вооружений, подчеркивали, что делегация у нас одна и что наш представитель в группе по обороне и космосу полностью подчинен руководителю всей делегации, как и представитель в группе по наступательным вооружениям.

Группы делились на подгруппы, каждая из которых занималась разработкой текста отдельного документа.

Первоначально группа по обороне и космосу образовывала свои символические подгруппы. Но постепенно мы сократили свою делегацию в ней до трех человек и практически отказались от подгрупп. Американцы, число которых в этой группе превышало 20 человек, пытались протестовать, но в конце концов приняли ситуацию как она есть.

Группа по СНВ делилась на подгруппы, каждая из которых разрабатывала и согласовывала текст порученного ей документа — самого договора, протокола об инспекциях, протокола о переоборудовании или ликвидации СНВ, протокола об уведомлениях о сокращении и ограничении СНВ, протокола о забрасываемом весе, протокола о телеметрической информации, протокола о Совместной комиссии по соблюдению и инспекциям, Меморандума о договоренности об установлении исходных данных. По мере необходимости создавались и какие-то еще более мелкие подгруппы для подготовки решения конкретных узловых вопросов. Конечно, очень важную роль играли всегда встречи глав делегаций.

Общая схема механизма переговоров была рациональна. К моему назначению на переговоры существовал уже солидный задел в виде текстов основных документов. Правда, значительная их часть находилась "в скобках", т.е. была не согласована. Перед делегацией была поставлена задача находить выходы и представлять свои предложения в Центр.

По своему предыдущему опыту на Конференции по разоружению, где я участвовал в различных переговорах, в том числе по запрещению химического оружия, я знал, что без неофициального зондажа трудно найти варианты, которые вели бы к договоренностям. Достижение договоренностей на переговорах по сложным и деликатным вопросам невозможно без неофициальных контактов, в ходе которых стороны пытаются достичь договоренности ad referendum, т.е. на свой страх и риск для доклада в свои столицы. За столом переговоров это сделать невозможно, т.к. каждое слово фиксируется. Формально никакого протокола не ведется. Но каждая сторона делает для себя подробные записи, на которые она в случае чего может сослаться. И даже если кто-то за столом переговоров предупреждает: "Я хочу сейчас сказать кое-что неофициально, не для протокола", - всем, в том числе и говорящему, ясно, что все его слова будут зафиксированы, даже если все участники положат свои ручки и отодвинут блокноты.

Другое дело — неофициальные встречи на нейтральной почве — в кафе, ресторане и т.д. Конечно, и там можно организовать запись разговора. Современные технические средства позволяют записать разговор даже во время прогулки в лесу, хотя там это сделать гораздо сложнее, чем в помещении. Но это уже сфера спецслужб. Во всяком случае, контакты вне официального переговорного стола дают больше свободы для отказа от достигнутых предварительных договоренностей, если они не будут одобрены соответствующими правительствами.

Примерно раз в неделю главы делегаций вместе с их заместителями встречались за ланчем в каком-нибудь ресторанчике, где подводили итоги прошедшей недели, уславливались об основных направлениях работы на следующую неделю, обсуждали какие-либо конкретные вопросы, прощупывали возможные подходы к их решению, готовили так называемые компромиссные "пакеты". На этой форме "пакетных" договоренностей следует остановиться подробнее.

Конечно, классическим компромиссом является договоренность по какому-то конкретному вопросу, для достижения которой каждая сторона уступает в равной мере. Это, однако, не всегда оказывается возможным в силу характера того или иного вопроса, когда он может быть решен на основе "или-или": либо предложение принимается, либо снимается. Бывает и так, что по отдельным элементам "пакета" компромисс может быть найден, но не посередине, а ближе в ту или иную сторону. В таких случаях составляется набор вопросов, и договоренность достигается путем "размена озабоченностями" — "в пакете": по некоторым вопросам стороны уступают друг другу в разной степени, а в целом получается примерный баланс уступок. При этом действует принцип: пока не согласовано все, не согласовано ничего. Иными словами, условием любого "пакета" является то, что если не принимается хотя бы одно его условие, весь "пакет" считается несогласованным ("рассыпается").

Можно, конечно, привести конкретные примеры таких "пакетов", но объяснение их смысла со всеми нюансами было бы столь узкотехническим, что, боюсь, любой читатель, за исключением разве что нескольких специалистов, на этом забросил чтение. А вообще схема таких "пакетов" примерно такова: я тебе частично уступаю по вопросу А (скажем, 30:70), ты мне по вопросу Б (70:30), а вопросы В и Г, по которым компромисс невозможен, "размениваются", т.е. снимаются вообще.

Для того, чтобы выторговать у другой стороны побольше уступок в рамках "пакета", переговорщики иной раз придерживают полученное из Центра разрешение дать на что-то согласие, чтобы это согласие включить в очередной "пакет". Иногда это бывает связано с риском.

В течение длительного времени американцы настаивали на включение в Договор положения, разрешающего строительство и передислокацию стационарных ПУ МБР в пределах устанавливаемых Договором суммарных количеств на стратегические носители. И вот в конце 1989 года делегация получила разрешение дать на это согласие. Это изменение нашей позиции, видимо, продиктовано было намерением иметь возможность перевести наши железнодорожные мобильные пусковые установки современных ракет СС-24 на шахтное базирование. Естественно, возникло желание выторговать эту "уступку" за встречную уступку со стороны США. Но случая все не представлялось.

Как-то приходит с очередной встречи со своим американским коллегой один наш переговорщик и докладывает мне, что американец завел с ним разговор о том, что американская сторона могла бы, мол, отказаться от своего предложения о возможности передислокации шахтных пусковых установок, если бы советская сторона в чем-то пошла навстречу американцам. Иными словами, в Вашингтоне происходил тот же процесс, что и в Москве, только в обратном направлении. Очевидно, у США отпала необходимость в строительстве новых ШПУ, а, с другой стороны, они могли узнать или вычислить то, что мы захотим наши железнодорожно-мобильные СС-24е или часть их спрятать под землю.

Пришлось срочно заготавливать официальное согласие на принятие американского предложения о возможности передислокации ШПУ, естественно, без выторговывания уступок, теперь уж было не до них. Американские коллеги были очень этим раздосадованы, так как, по всей видимости, им пришло указание из Вашингтона снять предложение о возможности передислокации ШПУ, и они решили за это что-нибудь выторговать у нас. Очень полезной формой неофициальных контактов были ежедневные утренние встречи с Бертом (кроме субботы и воскресенья) на "нейтральной территории" — за чашкой кофе в кафе, расположенном недалеко и от американской, и от советской миссий (Ричард Берт - экс-глава американской делегации на переговорах с СССР – ред.). Обычно встречались двое на двое, вместе со своими заместителями. На таких встречах согласовывались планы обеих делегаций на день, устранялись всяческие сложности, шероховатости, возникавшие в отдельных рабочих группах, обсуждались различные проблемы (если эти проблемы носили технический характер, приглашали на такое обсуждение соответствующих экспертов).

Порой осложнения в группах возникали на чисто личностной основе. Тогда приходилось выступать посредниками, чтобы помирить повздоривших между собой советского и американского переговорщиков. Иногда приходилось уславливаться о перестановке в группах, чтобы устранить психологическую несовместимость переговорщиков с той или другой стороны.

В одной из рабочих групп американскую делегацию представляла весьма корректная дама, а с нашей стороны ей противостоял человек, которого никак нельзя было причислить к категории джентльменов. Природная резкость сочеталась в нем с отсутствием элементарной воспитанности, хотя, надо сказать, предмет, по которому велись переговоры в этой группе, он знал хорошо. На одной из встреч "за чашкой кофе" Берт мне говорит: "Наша мадам пришла ко мне в слезах и говорит, что она долго терпела грубость своего советского визави, но терпению ее пришел конец, когда он во время последнего заседания группы вместо того, чтобы просто сказать "нет", сунул ей в физиономию кукиш. Я прошу тебя что-то предпринять".

- Согласен, — говорю я, — что кукиш — это не средство дипломатического общения. И я знаю, что манеры у нашего представителя не очень изысканные. Но не думаю, что я смогу его перевоспитать, в его пятьдесят с лишним лет. Можно, конечно, развести твою деликатную мадам и моего грубияна по разным группам, но тогда потребуется время для вхождения новых людей в детали незнакомых для них вопросов. Можем ли мы на это пойти?

В результате уславливаемся, что каждый из нас проведет со своим представителем беседу на предмет повышения сдержанности одной высокой договаривающейся стороны и понижения уровня обидчивости другой.

Не знаю, что говорил Берт обидчивой мадам. Я же, объяснив своему грубияну неуместность использования жестов в переговорной практике, посоветовал каким-то образом загладить свой "дипломатический промах". Сам ли наш переговорщик догадался или ему кто-нибудь посоветовал, но на следующем заседании (оно приходилось на 8 марта) он преподнес мадам О. букет цветов**. Как свидетельствовали очевидцы, мадам чуть не упала со стула от потрясения. Так они и работали вместе до конца переговоров.

**В те далекие времена движение американских женщин за свою эмансипацию еще не достигло верха своего идиотизма. А вот сейчас, говорят, надо быть очень осторожным в проявлении знаков внимания к американке. Иная за подаренный ей букет может привлечь дарителя к суду за "сексуальное домогательство".

Еще одной формой неофициальных контактов с Бертом стали пешие прогулки в горы по воскресеньям.

В то время большой популярностью пользовался американский фильм "Прогулка в лесу". В начале 80-х годов руководители американской и советской делегаций на переговорах по ракетам средней дальности Пол Нитце и Юлий Квицинский совершили в окрестностях Женевы несколько прогулок, в ходе которых они попытались нащупать компромиссную договоренность, которая не была предусмотрена официальными позициями как той, так и другой стороны. Между собой они нашли решение, но ни американский президент, ни советское руководство не приняли его. Впоследствии прогулка была подробно описана П. Нитце в его мемуарах и вошла в историю как пример мужества двух дипломатов, рискнувших личным положением ради достижения договоренности на благо своих стран. По этому мотиву и был впоследствии поставлен фильм.

Этот фильм, который, впрочем, не имел ничего общего с подлинными событиями, а лишь использовал тему личного риска ради общего блага, сильно преувеличивал риск, которому подвергались оба дипломата. Во всяком случае, несмотря на неудачу своей попытки, ни тот, ни другой не только не пострадали, но успешно продолжали свои карьеры (Юлий Квицинский был назначен послом в Бонн, а затем стал первым заместителем министра иностранных дел СССР, а Пол Нитце продолжал занимать положение советника номер один по вопросам разоружения при президенте США). Как бы то ни было, тема "прогулки в лесу" была весьма популярной среди женевских дипломатов конца 80-х — начала 90-х годов.

Таких прогулок мы совершили 5 - 6. Нас сопровождали заместители и помощники. Выезжали по воскресеньям на машинах в швейцарскую Юру, километров за 20 от Женевы, и карабкались вверх к уютному кафе "Les Bareillettes". Там перекусывали, отдыхали, записывали некоторые формулировки, которые удавалось обговорить по дороге, и спускались обратно к машинам. 2,5 -3 часа — туда, час — отдых, час — обратно.

Во время этих "прогулок в горах" было, в частности, подготовлено заявление Буша и Горбачева о будущих переговорах по стратегическим вооружениям, которые должны были последовать за подписанием Договора СНВ-1 (это заявление было сделано на вашингтонской встрече в верхах летом 1990 года).

Идея заявления возникла еще в Вайоминге, в сентябре 1989 года, где проходила встреча министров иностранных дел США и СССР. Смысл такого заявления, по моему мнению, должен был состоять в том, чтобы, во-первых, обеспечить непрерывность процесса, а во-вторых, получить возможность отводить обвинения в том, что что-то не решено или решено не так в Договоре. Заявление должно было показать, что если в Договоре что-то не так, то все это будет исправлено в ходе последующих переговоров.

Этими соображениями я поделился с Бертом, гуляя с ним по живописным тропинкам вокруг Теттон-Лодж, где проходила министерская встреча. Условились вернуться к этой теме в Женеве.

В Женеве, куда мы съехались после непродолжительного перерыва после вайомингской встречи, оказалось, что ни ему, ни мне не удалось получить официальных инструкций о разработке заявления. Мои московские начальники сказали мне, что официальные инструкции (в то время они должны были проходить утверждение в Политбюро) могут быть мне даны только после того, как я представлю возможный текст такого заявления. В аналогичной ситуации оказался и Берт. Поэтому условились вести подготовку проекта заявления в ходе прогулок.

Между тем необходимость совместного заявления о будущих переговорах возрастала в связи с тем, что летом 1990 года предстояла встреча в Вашингтоне на высшем уровне. Первоначально была надежда, что на ней можно будет подписать Договор. Но с каждым днем эта надежда убывала, и скоро стало ясно, что Договор не будет готов. И тогда было решено подготовить к вашингтонской встрече два совместных заявления — о достигнутом прогрессе в деле подготовки Договора и относительно будущих переговоров по ядерным и космическим вооружениям и дальнейшему укреплению стратегической стабильности. Таким образом, заявление о будущих переговорах должно было сослужить роль оптимистического наполнителя встречи.

Сложность подготовки этого совместного заявления состояла в том, что позиции сторон расходились по трем основным вопросам: по взаимосвязи между стратегическими наступательными и оборонительными вооружениями (США настаивали на продолжении переговоров по ПРО и космосу с целью пересмотра Договора по ПРО), уменьшению концентрации боезарядов на МБР с РГЧ ИН и дальнейшему сокращению тяжелых МБР, а также по вовлечению в дальнейшие переговоры других ядерных держав (США должны были проявлять здесь аккуратность из-за своих союзнических отношений с Великобританией и Францией, которые не хотели сокращать свои ядерные вооружения).

Совместное заявление о будущих переговорах (во всяком случае, его концептуальный подход) в дальнейшем сыграло свою роль при подготовке Договора СНВ-2, хотя бурные события, начавшиеся 19 августа 1991 года, привели к таким последствиям, которые поломали все те осторожные компромиссные конструкции, что с таким трудом были разработаны для будущих переговоров. Достаточно вспомнить хотя бы следующую формулу из Совместного заявления: "В частности, стороны будут вести поиск мер, которые уменьшат концентрацию боезарядов на стратегических носителях в целом, включая меры, относящиеся к вопросам тяжелых МБР и МБР с РГЧ ИН". По Договору СНВ-2 российская сторона ради политической поддержки США режима Ельцина согласилась полностью ликвидировать тяжелые МБР — монополию России и все МБР с РГЧ ИН, в том числе современные десятизарядные ракеты СС-24, составлявшие основу стратегической триады России. Иными словами, США получили все то, о чем могли лишь мечтать во время разработки Совместного заявления 1990 года.

P.S.

Текст договора СНВ-I доступен, например, здесь.
Воспоминания переводчика Михаил Горбачёва Павла Палажченко о СНВ-1 здесь.

Подготовил Николай Нелюбин,
47 news