Человек, увлекшийся собиранием российского тюремного, каторжного и солдатского фольклора. Авантюрист, романтик и еще многая прочая ипостаси. Именно Гартевельд в 1908 году услышал и записал в тобольской пересыльной тюрьме «Подкандальный марш».

А записав, включил его в свою концертную программу и издал отдельной пластинкой. Таким образом, все то, что ныне мы подразумеваем под термином «русский шансон», начиналось именно с инициативы данного шведского товарища.

На царской каторге, если кто не в курсе, были запрещены любые музыкальные инструменты. Но голь на выдумки хитра. И марш сей, за неимением духовых, исполнялся на гребешках (расческах). С тихим пением хора и равномерными ударами кандалов. Вот как описывал это инструментальное действо сам Гартевельд:

«…Игру на гребешках ввели матросы с «Потемкина». У них во время этапа по Сибири был целый оркестр из этих своеобразных музыкальных инструментов. Во время марша хор поет с закрытым ртом – получается нечто замечательно похожее на стон – гребешки ехидно и насмешливо пищат, кандалы звенят холодным лязгом. Картина, от которой мурашки бегают по спине. Марш этот не для слабонервных, и на меня, слушавшего это в мрачной обстановке тобольской каторги, он произвел потрясающее впечатление. Трудно поверить, но один из надзирателей во время этого марша заплакал. «Подкандальный марш» можно назвать его гимном каторги».

Якобы «потемкинская» манера исполнения «Подкандального марша» с тех пор упоминается практически во всех музыкальных справочниках, посвященных данному песенному жанру.

Иное дело, лично у меня в части последнего – большие сомнения. Как-то не шибко верится, что бывшие служивые флотские люди всего за пару лет каторги деклассировались настолько, что научились не только ботать по фене, но и распевать песни на оной же. Используя при этом собственные кандалы в качестве перкуссии. Учитывая исключительную изобретательность и завиральность Вильгельма Наполеоновича, ничуть не удивлюсь, если вдруг когда-нибудь выяснится, что тема с потемкинцами – не более чем рекламная уловка.

Ну а собственно сам текст «Подкандального марша» умещается всего в четыре строки, которые при исполнении повторяются дважды. Вот они, эти бесхитростные строчки. От которых даже тюремные надзиратели, по заверению Гартевельда, «рыдали как дети»:

В ночи шпанята и кобылка,
Духи за нами по пятам.
Ночью этап, а там бутылку
Может, Иван добудет нам.

Гартевельд любезно дает слушателям расшифровку аргоизмов, поминаемых в этой каторжной мантре: шпанята - младшие члены каторги; кобылка - вся каторга; духи - конвой и вообще всякое начальство; Иван - старший в камере или в этапе из бывалых каторжан.

Подобная расшифровка не вполне точна. «Кобылка» и «шпанята» - это просто рядовые каторжане, низшая тюремная каста. Цитата от былого сидельца Петра Якубовича: «каторжная часть партии по преимуществу зовется презрительным именем "кобылки" (сибирское название саранчи) и "шпанки" (стадо овец)».

Вот такой сюжетец. По мне – этакий блатной дореволюционный gangsta rap. Уж не знаю, что в ней такого мурашечного? Прослушал не единожды. И все равно – не торкнуло. А вот великого советского композитора Валерия Гаврилина – напротив, очень даже. Настолько, что он ввел музыкальную цитату из «Подкандального марша» в свое программное музыкальное сочинение «Перезвоны (по прочтению В.М.Шукшина)». За которое в 1985 году был удостоен Государственной премии СССР.

«Перезвоны» по структуре своей состоят из двадцати частей, начиная от №1 («Весело на душе») и заканчивая №20 («Дорога»). По сути №№ 1, 20 – это обрамление, внутри которого разворачиваются разнообразные картины и сцены. И именно в «Дороге» неожиданно звучит до боли знакомый Наполеонычу текст:

Сбоку шпаната и кобылки,
Духи за нами по пятам.
Скоро этап, а там бутылку,
Может, поставит нам Иван…

Однако текст на этом не заканчивается:

…Чёрные черти чертят чёрно,
Бесы за нами по пятам.
Скоро этап, а там, ребята,
Будет хороший тарарам!..

Второго куплета «Подкандального марша» в записях Гартевельда не встречается. Да, похоже, его и не существовало вовсе. Судя по всему, специально для «Перезвонов» его дописал сам Гаврилин.

Вот такие дела. Доживи наш Наполеоныч до 1985 года, думается, Гаврилин обязательно бы проставил ему бутылку. С госпремии.

Кстати, за бутылку. А как собирался добывать оную лирический песенный герой Иван? У Гартевельда на сей счет ничего не сказано. Но вот у Сергея Максимова («Сибирь и каторга», 1862) данная метОда описана предельно ясно и доходчиво:

«…— Как вы водку в тюрьме достаете? — спрашивал я одного из арестантов.
— Штоф водки стоит на воле 80 копеек, дам солдату 1 рубль 60 копеек, и принесет.
То есть таков закон, таково положение; иначе и быть не может, иначе никогда и нигде не бывало и не будет.
— Арестантское дело такое, — объясняли мне другие преступники, — не согласен один — другого попроси, этот заупрямился — третьего попробуй. На четвертом не оборвешься, посчастливит, соблазнится четвертый. Такого и примера не запомним, чтобы четыре солдата вместе все каменные были».

Нечто подобное встречаем и в описании Ивана Белоконского («По тюрьмам и этапам», 1887):

«…Кстати о деньгах. Лично сам арестант ничего не может себе купить, даже имея деньги; но и здесь, как и везде, евреи снабжали желающих очень многим: табаком, селедками, булками и даже водкою, конечно, по несообразно высоким ценам. Кроме того, арестанты и арестантки на свои гроши, припрятанные ими «на всякий случай», поручали сторожам покупать то то, то другое, сторожа редко отказывались от комиссий, так как всегда очень значительный % попадал в их карман «за проходку, и благодаря тому, что товар покупали плохой, а цены выставляли высокие».

Вот такие зарисовочки из тюремной политэкономии. Во всех отношениях – и справедливые, и своей актуальности доселе не потерявшие.

автор текста:
Игорь Шушарин

Также читайте статьи проекта: