НАВСТРЕЧУ ОКТЯБРЮ: Черная моль, она же – Летучая мышь
100-летие Великой Октябрьской – дата нам близкая. Те, кому сегодня за 35, – сформированы советской властью. И это, так или иначе, аукается на тех, кто помладше.

47news продолжает сериал о песнях, что помогали жить и работать, любить и выживать нашим коммунистическим предкам. Сегодня наш рассказ о Марии с именем звезды.

Не смотрите вы так, сквозь прищуренный глаз

Джентльмены, бароны, и леди

Я за двадцать минут опьянеть не смогла

От бокала холодного бренди...
В мае 1982 года на советском ЦТ состоялся премьерный показ третьей части популярного телесериала «Государственная граница» («Восточный рубеж»).

Действие фильма разворачивается в районе советско-китайской границы, где подлые белоэмигранты пытаются устраивать разного рода провокации, а сознательные советские пограничники и чекисты их пресекают.

Словом, сюжетно все довольно предсказуемо, кабы не одно но. В одном из эпизодов чекистка Ольга, работающая легенду «певичка в кабаке Харбина», исполняет абсолютно крамольную по тем временам эмигрантскую песню «Я - институтка. Я - дочь камергера.». (Она же - «Черная моль»).
"Институтка" в исполнении Инары Гулиевой. Кадры из т/ф "Государственная граница: Восточный рубеж". (слова - М. Вега).
Для тех советских меломанов, что увлекались официально запрещенным русскоязычным музыкальным творчеством, подобного рода кинодерзость (в брежневскую-то эпоху!) оказалась сродни культурному шоку.

Еще бы! В то время услышать «Черную моль» можно было лишь в подпольных записях два года как скончавшегося Аркадия Северного, да в исполнении некоронованной королевы советской блатной песни Вали Сергеевой. И хотя песня в фильме звучит в адаптированном варианте, но зато — полностью.
Романс "Чёрная моль" в исполнении Аркадия Северного
Романс "Чёрная моль" в исполнении Валентины Сергеевой
Разумеется, в титрах авторы крамолы не упоминались. Другое дело, вопрос с авторством мелодии песни остается открытым до сих пор. Со стихами проще: они принадлежат перу русской поэтессы, известной под творческим псевдонимом Мария Вега. Причем рефрен «я - институтка» отнюдь не литературный вымысел, а факт собственной биографии.
* * *
Мария Вега, сиречь Мария Николаевна Волынцева, прожила жизнь бурную и долгую. Судьба ее полна взлётов и падений, а в биографии имеется немало белых пятен, что, в принципе, нехарактерно для человека творческого. Который: либо сам о себе обязательно да напишет, либо критики, коллеги или завистники расстараются.

Искать эксклюзивную информацию о Марии Волынцевой во Всемирной Паутине - занятие неблагодарное.

По сути, на сегодняшний день мы имеем лишь составленный из разрозненных кусочков воспоминаний биографический портрет авторства советско-российской поэтессы Светланы Соложенкиной - давней и страстной поклонницы творчества Веги, лично знавшей Марию Николаевну в последние годы жизни.
Мария Вега - 20е, 40е, 70е годы
В дополнение к нему – несколько обрывочных литературоведческих находок исследователя русского шансона Максима Кравчинского, да невеликая статья покойного поэта Ильи Фонякова «Мы, Петербуржцы, божьи скоморохи...».

Из основного, он-лайнового, пожалуй, и всё. Увы, но многим современным журналистам и этого вполне достаточно. Как результат: огромное количество статей, посвященных Марии Веге, по сути, является компиляцией из былых изысканий помянутых авторов.

Между тем, при всем уважении к работам Светланы Соложенкиной, в ее реконструкциях биографии Веги имеет место очарованность героиней, а отсюда - предвзятость. Да и к зафиксированной ею прямой речи Марии Николаевны должно относиться с поправкой на возраст: на склоне лет, человек, как правило, вспоминает не «как оно было», а «как оно хотелось бы быть». Ибо, как сказал с большой буквы Поэт, «что пройдет, то будет мило». Ну да, обо всем по порядку. Попробуем разобраться.
* * *
Мария Николаевна Волынцева родилась в Петербурге 15 июня 1898 года. И была она дочерью не камергера, а офицера в отставке. Правда, в отставке деятельной.
В интерпретации Светланы Соложенкиной отец маленькой Муси «математику не только досконально знал, но делал в ней свои открытия». Здесь заметим, что подпоручик Николай Волынцев знал не только математику, но и другие науки, поскольку в качестве хобби занимался изобретательством, связанным с усовершенствованием армейского вооружения.

Так, к примеру, в 1906-1914 годах, совместно с инженером Б.Э. Сосинским, юнкером Н.А. Григорьевым и прочими изобретателями, Волынцев участвовал в создании нескольких проектов отечественных ручных пулеметов. Каковые проекты, к сожалению, не получили поддержки со стороны недальновидного царского военного руководства.

В итоге: в годы Первой Мировой войны России пришлось массово заказывать ручные пулеметы за границей.

Мария Вега (урождённая Мария Николаевна Волынцева, по мужу Ланг; 15 июня 1898, Санкт-Петербург — 27 января 1980, Ленинград)
wikipedia.org
Примечательно, что на двух взаимных песенных уколах тема не закрылась. С началом Великой Отечественной наши северные соседи отметились новым выпадом – финские авторы Ральф Эрвинн Вогл и Фритц Лохнер сочинили песню «На Урал!»

Как ни удивительно, но тамошние националисты всерьез мечтали откусить от СССР такой вот ломоть. И тогда нашим снова пришлось отвечать. Посредством ответного музыкального залпа:
А вот по материнской линии у Муси Волынцевой сплошь артистическая богема.

Мать — певица. Бабушка - рано ушедшая из жизни актриса, звезда Александринки Александра Карловна Брошель. Родная сестра бабушки - балерина Мариинки. Дядя - актер, служащий у известного антрепренера Симона Сабурова. А крёстная - и вовсе великая Мария Гавриловна Савина, любимая актриса Александра Николаевича Островского, который, начиная с 1876 года доверял ей исполнение главных ролей почти во всех своих новых пьесах.

В строгом соответствии с законом жанра, мать-певичка вскоре бросила мужа-отставника с маленьким ребенком на руках и сбежала к другому. М-да... И куда только смотрела звездная крёстная?

Александра Карловна Брошель (1845—1871) — российская драматическая актриса
(с) wikipedia.org
Была у меня сероглазая мать,

Но мне запретили ее вспоминать...

(из стихотворения Веги «Мать»)
Вплоть до 1909 года Волынцев занимался воспитанием дочери самостоятельно, после чего определил Марию в не самый престижный Павловский женский институт.

Чтобы в самых общих чертах представить себе жизнь «павлушки» (так в Петербурге именовали воспитанниц этого института) достаточно процитировать вопрос, некогда прозвучавший в одном из выпусков телеигры «Что? Где? Когда?».

Итак: «Подъем - 7.00, завтрак, обязательная прогулка перед занятиями. Далее муштра с двухчасовым перерывом на обед. Два раза в неделю - трехчасовые свидания с родственниками. Одна из тех, кто вынужден был выполнять этот распорядок дня, отождествляла себя не только с насекомым, но и с млекопитающим. Назовите любое из этих животных?» Ответ: «Черная моль. Летучая мышь.»
Впрочем, случались в институте и танцы. И в 1910 году, на одном из институтских балов Мусе Волынцевой посчастливилось составить пару 17-летнему гардемарину, воспитаннику Морского кадетского корпуса Михаилу Максимилиановичу Лангу.

Между молодыми людьми вспыхнуло романтическое чувство и, как покажет время, отнюдь не мимолетное. Но пока... Буквально за две недели до начала Первой мировой войны выпускника Морского Корпуса Ланга произвели в мичманы.

Он отправляется к месту прохождения службы на Черноморский флот. Именно там, уже в звании лейтенанта, он встретит революцию 1917-го. Тогда как Муся Волынцева и ее отец окажутся в эпицентре революционных петроградских событий.
***
А вот дальше начинаются загадки.

Версия «Википедии»: «После революции уехала в эмиграцию. С начала 1920-х годов жила в Париже.» Версия С. Соложенкиной: «Бурные хляби моря житейского обернутся сыпнотифозной горячкой на Кавказе, затем эмиграцией...» Версия И.Фонякова: «В 1918 Маша Волынцева вместе с отцом оказалась в эмиграции. В дальнейшем ее жизненный путь пролег через несколько стран - Турция, Франция, Швейцария, США...».

Кавказский транзит на маршруте Петербург-Турция-Франция представляется наиболее убедительным.
Тем паче, что на закате лет Мария Волынцева написала большой прозаический труд «Атилла», в основе которого лежали ее воспоминания о многомесячном сидении в заказвказских Гаграх в условиях частой смены властей. Рукопись эта так и не была опубликована - в декабре 1993 года она сгорела вместе с Ленинградским домом писателя, что на улице Воинова.

К слову, «маленькая розовая дача с каменным крыльцом» все в тех же Гаграх всплывает и в детских воспоминаниях Волынцевой. Цитата от С. Соложенкиной: «Была и дача «Раковина» на Черном море в Гаграх, с армадами кораблей-ракушек, с необозримым Млечным путем, с любимым фиговым деревом...» Однако возникает резонный вопрос: мог ли себе позволить офицер-отставник снимать (за «иметь» речи даже не идет) для ребенка дачу в столь роскошном месте?

Гагры, 1910. Подпись под фотографией: Уголок в парке с 2 гостиницами и рестораном.
(с) wikipedia.org
Думается, разгадка кроется в скупой биографической строчке, ныне кочующей из одного электронного словаря в другой. А именно: «ВЕГА (урождённая Волынцева, в замужестве Ланг, во втором браке княгиня Нижерадзе) Мария Николаевна». Получается, юная Мари и возмужавший лейтенант Ланг каким-то образом успели обвенчаться еще до революции? Спешно «окольцевались», чтобы разойтись как в море корабли? Хм... Допустим. Но откуда и когда нарисовался грузинский князь?

Предлагаю собственную, возможно что и с домысленными натяжками версию:

Помните про изобретательское увлечение Мусиного отца? В узко-специализированном справочнике «Ручные и ружейные гранаты» (Б.В. Прибылов, Е.Н. Кравченко, 2008 г.) я наткнулся на описание газовых, с «начинкой» из цианистого калия, ручных гранат образца №1 и образца №2 «системы подпоручика Н.Н. Волынцева и поручика князя В.Д. Нижерадзе».

Описания эти и сами образцы поступили в химический отдел Главного Артиллерийского Управления в декабре 1916 года, где конструкторам вежливо указали, что «образцы химических гранат уже утверждены» и следовательно «вопрос о новых гранатах не рассматривается».
В общем, изобретателей в очередной раз бортанули, но в данном случае важно другое. То, что у Волынцева имелся, если и не друг, то столь же увлеченный техникой компаньон - князь Ниже(а)радзе. (В разных источниках встречается написание фамилии и через «е», и через «а»). Берусь «идентифицировать» Их Сиятельство как Владимира Давидовича, выпускника Михайловского военного училища образца 1886 года. Между прочим, фамилия сия происходит от слова «нижара», что в переводе с грузинского означает «ракушка». А как называлась дача, на которой в детстве отдыхала маленькая Муся? Совпадение? Может и так.

И все же, представляется, что это «жу-жу» неспроста. Очень может быть, что именно на даче князя Нижерадзе в Гаграх проводили мирные летние деньки отец и дочь Волынцевы, там же они пытались пересидеть и времена наступившей Большой Смуты. А когда на пороге отчетливо замаячила перспектива окончательной советизации Абхазии, через соседнюю Турцию Волынцевы отправились в место тогдашней эмигрантской мекки - в Константинополь. И Нижерадзе, судя по всему, составил им компанию - ведь Марии Николаевне еще предстояло стать одноименной княгиней.
***
В 1923 году Волынцевы перебираются из Константинополя во Францию: сперва поселяются в курортной, но скучной Ментоне, что в 30 км от Ниццы, а некоторое время спустя переезжают в бурлящий жизнью Париж.
Париж 1920 годов, фотограф Пьер-Ив Пети
Именно здесь, в столице, согласно поздним воспоминаниям Веги, в одной из газет она прочла траурное извещение о гибели лейтенанта Ланга. Биографом поэтессы Светланой Соложенкиной этот момент будет описан сверх-эмоционально: «Прочтет — и все же ни на единый миг не поверит этой черной вести! Сердце, вопреки очевидному, подсказывало: он жив! Она будет ждать, искать, надеяться на невозможную встречу... И чудо все-таки произойдет!»

Вот только «поиски» и «ожидания чуда» не помешали Марии Николаевне сделаться новоиспеченной княгиней Нижерадзе. Была ли то воля отца, брак ли благодарности, или же сугубо фиктивное действо - кто теперь скажет наверняка? Но, в любом случае, согласитесь, получить негласный пропуск в богемную жизнь Парижа княгине много легче, нежели экс-павлушке со скромным дипломом домашней учительницы.

(с) wikipedia.org
Для заработка Марии Николаевне пришлось вспомнить былое детское увлечение рисованием.

Она начинает работать в мастерской, специализирующейся на репродукции известных картин мастеров: профессионально исполненные копии охотно раскупались по причине невероятной схожести с дорогущими оригиналами.

Бывшая институтка так набила руку на этих работах, что незадолго до войны получила диплом парижского Салона, позволяющий ей выставляться в частных галереях и со своими авторскими работами.

Ну, а свободное от «подёнщины» время Мария Николаевна проводила с головой окунаясь в литературную и артистическую жизнь русской колонии эмигрантов.
Салонные концерты, поэтические вечера, театральные постановки... Вертинский на эстраде кабаре «Казбек», Шаляпин в театре на Елисейских Полях, Бунин и Куприн, Гиппиус и Мережковский на т.н. «понедельниках» в ресторане «Прокоп», что в Латинском квартале...
Что не имя - то звезда. И, как в большой, густонаселенной коммунальной квартире, все знают всех.

Соответственно, знают и Марию Николаевну: в первую очередь, как княгиню Нижерадзе, и только во вторую - как начинающую поэтессу и писательницу Марию Вегу.

(с) wikipedia.org
Творческий псевдоним «Вега» для Марии Волынцевой придумал ее отец. Вега - самая яркая звезда в созвездии Лиры и третья по яркости звезда, которая может наблюдаться в России и ближнем зарубежье. Средневековые астрологи считали Вегу одной из пятнадцати избранных звёзд, влияние которых на человечество наиболее велико.
И именно благодаря близости к нам Вега - самая яркая звезда в Северном полушарии неба. (с) снимок ESO
В 1930-е годы Мария Вега выпустила в Париже два поэтических сборника - «Полынь» (1933) и «Мажор в миноре» (1938).

Нельзя сказать, что они стали неким откровением для русскоговорящей французской диаспоры. Да, наверное, и не могли таковыми стать по определению, с учетом здравствующих в ту пору таких поэтических глыбин, как Георгий Иванов, Марина Цветаева, Владислав Ходасевич.

Тем не менее, Мария Николаевна активно выступала на вечерах Объединения поэтов и писателей, участвовала во всевозможных творческих встречах и сборных концертах, а в 1936 году парижское Общество Виардо-Тургенев организовало ее собственный бенефис - вечер чтения стихов Марии Веги.

Помимо написания серьезных стихов Мария Николаевна увлеклась сочинением комических песенок и жестоких романсов, которые с успехом исполнялись на домашних концертах и салонных вечеринках. На волне этого увлечения, собственно, и рождается самое знаменитое ныне ее стихотворение - пародия на эмигрантский быт «Институтка».
Сама Вега, судя по всему, отнеслась к этому своему тексту как к проходной безделушке: стихотворение не вошло ни в первые два поэтических сборника, ни в последующий («Лилит», 1955).

Но учитывая, сколько за последующие годы возникло вариантов и парафраз на эти, пусть незатейливые, зато проникновенные строки...

Уф-ф! Рискуя подвергнуться обструкции со стороны профессиональных литературоведов и специалистов-филологов, дерзну утверждать, что невзирая на весь, накопленный к концу жизни немалый литературный багаж Веги, именно «Институтка» стала вершиной ее поэтического творчества. Ибо создать Нечто, что с годами начинает жить собственной жизнью, обретя статус народного - высшая похвала и награда для Автора.
***
Мария Николаевна относительно благополучно пережила годы фашистской оккупации Франции, радостно приветствовала победу советских войск в мае 1945-го.
В послевоенные годы она печаталась в выходившем в Париже литературно-политическом журнале «Возрождение», где, помимо романа «Бронзовые часы» и его продолжения - «Бродячий ангел», опубликовала несколько переводов из Райнера Марии Рильке.

К началу 1960-х годов Вега, получив швейцарскую прописку в Берне, окончательно отдалилась от эмигрантских кругов и взялась публиковаться в издаваемых советским Комитетом по связям с соотечественниками за рубежом газетах и журналах. (Реальным хозяином этой организации был другой комитет - КГБ).

Похоже, Мария Николаевна бралась за подобные заказухи исключительно с одной целью - выслужить лояльность советских властей, позволившую бы ей вернуться умирать домой, в Петербург. Потому-то безропотно ваяла Вега нетленки к 50-летию Октябрьской революции, к 100-летию Ильича... Получалось неважнецки, но зато идеологически безупречно.

(с) wikipedia.org
...в таком же октябре, быть может,

Знал Ленин, по лесу бродя,

Что, верные пути найдя,

Краеугольный камень вложит....

(из стихотворения Веги «Стеклянный колодец»)
Готовность наступать на горло собственной песне в Кремле оценили: после 1968 года Мария Николаевна дважды смогла побывать в СССР по туристической визе. Причем побывать вместе с мужем и под новой-старой фамилией Ланг. (Да-да! Чудеса все-таки встречаются: бравый морской офицер, невзирая на некрологи, остался жив, сделался гражданином США и, по прошествии нескольких десятилетий, сумел разыскать свою «павлушку» Мусю и таки обрести запоздалое семейное счастье).

В Советском Союзе престарелую семейную пару эмигрантов мало того, что приняли достаточно благосклонно, так еще и издали авторский сборник стихов Веги «Одолень-трава». А в 1975 году, через несколько месяцев после смерти Ланга, Марии Николаевне позволили окончательно вернуться на родину. Где она проживет еще почти пять лет и скончается 27 января 1980 года в ленинградском Доме ветеранов сцены, некогда основанном ее знаменитой Крёстной. Так замкнулся круг.

«А все остальное...» - как поет Институтка, – «печальная быль».
автор текста:
Игорь Шушарин

Также читайте статьи проекта: