Несмотря на холодность отношений России и Финляндии, в Петербурге работает Финский театр. Вскоре состоится премьера его новой постановки – "Молчание", но 47news разговорил режиссера.
Спектакль "Молчание" драматурга Миклоша Хубаи покажут зрителям в Вистино 25 октября. Постановку подготовил один из основателей Финского театра в Петербурге Сеппо Кантерво. Пьеса рассказывает о судьбе малых народов и исчезающих языков — как речь и память становятся формой сопротивления утрате. А мы обсудили с Сеппо, как искусство не позволяет человеку потерять себя.
— Насколько для вас лично важна финская идентичность?
— Представьте себе, что человек родился в Карелии, в окружении людей, которые говорят на карельском и финском языках. Почти 25 лет отработал в Петрозаводске в Финском театре, который потом переименовали в национальный. Это моя культура, республика, в которой я вырос. Финский был государственным языком в Карелии в своё время. Каждый должен заниматься тем, что он знает, понимает и любит.
— Какое у финского языка сейчас значение в России?
— Финский язык раньше считался языком малых народов. Финнов, проживающих в России, причисляли к малым народам. Потом статус поменяли, он теперь довольно необычный. В Ленинградской области он считается старожильческим. То есть, те, кто жил на земле Ингерманландии, стали называться старожилами, не коренным населением. Но в этом, наверное, тоже есть какая-то логика
— Есть ли сейчас в России настороженность к национальным темам? Я имею в виду, что финский сейчас ассоциируется с нашим недружественным соседом.
— Надо сказать, народов-то у нас много. У человека, допустим, фамилия какая-то башкирская, татарская, корейская и так далее. Но в силу многих причин он языка не знает. Но тем не менее остаётся в человеке ощущение, что он принадлежит к какой-то языковой системе. Историческая подоплека в этом есть. Мы ведь довольно много показывали этот спектакль, и всегда есть отклик в людях. Потому что они понимают, что это имеет отношение не только к малым, но и к большим языкам.
— Вы сталкиваетесь с какими-то ограничениями сейчас, когда у нас с Финляндией напряженные отношения?
— Нет, мы не сталкивались ни с какими ограничениями. Петербург же всегда отличался — это огромное смешение, котёл национальностей. Здесь всегда присутствовала масса разных людей. Тем более, что такое финский язык? Это язык тех людей, которые тут столетиями жили. Ингерманландцы, например.
— Почему выбрали именно пьесу "Молчание"?
— Этот спектакль я ставил со своими студентами, которые учились у меня на актерском отделении в Петрозаводской консерватории. Мы попробовали этот материал на выпускных экзаменах, он показался содержательно интересным. Студенты у меня учились и финские, и русские. Мы искали какой-то вариант, при котором можно было бы использовать два языка.
— А в чем особенность этой пьесы? О чем она?
— Эта пьеса написана довольно давно, ещё в 1960-е годы прошлого столетия, известным венгерским драматургом и киносценаристом Миклошем Хубаи. Она поднимает темы сохранения языков малых народов, когда цивилизация наступает, и исчезновение языка неизбежно.
— Вы работаете с финнами, живущими в России?
— Так случилось, что у меня учились студенты, которые приезжали получать образование в Россию, чтобы потом здесь же и работать. Им нравится, что русский психологический театр – мощная такая история.
— Продолжаете с ними взаимодействовать?
— Они уже четыре года как выпустились. Но одна моя бывшая студентка осталась и работает здесь, в России. Она получила вид на жительство, ее очень увлекает русский театр. Участвует в нашем спектакле.
— А как она ездит в Финляндию?
— У нее паспорт финский. Проблемы нет с тем, чтобы уехать. Просто многие переходы закрыли.
— Какие отношения с культурными институтами в России? Не просят ставить более нейтральные пьесы?
— Финский театр в Петербурге не является государственным, поэтому как бы и не обязан следовать каким-то указаниями. Мы не получаем средства на свое существование от государства, как и все некоммерческие организации. Полагаемся на свою совесть, следуем своей собственной политике. Главное, чтобы это не было экстремизмом или чем-то ещё. Это же все понимают.
— Вы поддержкой зрителей или каких-то фондов живёте?
— Никто не поддерживает. Любая независимая организация культуры или искусства живёт за счёт продажи билетов, в основном. Скорее, это такая волонтерская деятельность, направленная на сохранение культуры, языка. Государство субсидирует то, что прежде всего ему нужно, и это правильно. Но это же не значит, что все остальное должно оставаться в забвении.
— Получается, вы больше национальными темами занимаетесь. А какие-то классические постановки? Условно, Чехов на финском.
— Классику на языке ставят тогда, когда на это есть силы и сообщество. Например, Мордовский театр ставит классику: Чехова на мордовском. Для того, чтобы поддержать уровень языка, чтобы его культурный уровень поднять еще выше. Театр — это хранитель языковой культуры. Развивать нам сложно, поэтому пытаемся сохранять.
— Финляндия как-то реагирует на вашу работу? Есть ли какой-то интерес, поддержка или наоборот? Неприятие?
— Вы знаете, у нас никогда не было никаких проблем, связанных с неприятием, ведь люди не на разных планетах живут. Огромное количество связей не только языковых, но и родственных осталось. Понятно, что государственные институты пытаются дистанцироваться друг от друга в силу политических причин. Но людям-то деваться некуда, все продолжают общаться. Интерес есть не стороны Финляндии, он, в большей степени, исходит от наших сограждан.
— Можно ли вашу деятельность назвать протестом против исчезновения малых народов?
— Нет, это же абсурд — протестовать против того, что неизбежно. Мы не занимаемся абсурдом, мы занимаемся тем, что болит. Если болит что-то у человека, он пытается как-то это излечить или поделиться с теми, кто откликнется. С теми, кто скажет: "Брат, мы с тобой вместе как-нибудь это переживём". Политикой мы не занимаемся, мы занимаемся культурой, чтобы заставить людей задуматься о вещах, на которые прежде они не обращали внимание.
— Не считаете эту тему неудобной?
— Нет, не считаю. У нас в России никто не скрывал необходимость решения языковых проблем, только наоборот. Даже возьмите Петербург, у нас есть Дом национальностей, ты можешь прийти, зарегистрировать там любое своё объединение. В Ленинградской области у нас есть и общество вепсской культуры, ижорской, все остальное. Никто же не закрывает, не гнобит, не запрещает этого. Национальные общества существуют, государство даже выделяет гранты на поддержку, в том числе финно-угорской культуры.
— Как это соотносится с работой вашего театра?
— Наша маленькая задача состоит в том, чтобы, например, человек с ингерманландскими корнями в Петербурге пришёл в какой-то маленький театр, услышал речь на родном языке. Это вызывает в нем положительные эмоции и побуждает к тому, чтобы взять в руки в учебник, почитать, узнать, поговорить. Больше негде, для этого и существуют национальные объединения. Театр призван к тому, чтобы быть инструментом поддержания культуры. Национальной, но прежде всего языковой.
— Язык в любом случае сохраняется через поколение. Сейчас есть какие-то молодые режиссёры, кто этим занимаются?
— Конечно, но если говорить конкретно о финно-угорских языках, то в любой республике есть люди, которые специально обучаются, чтобы работать с языком. Для всех национальных театров это в любом случае проблема режиссуры на своём родном языке. Чем дальше, тем хуже. Но это неизбежный, естественный процесс.
— Возможно ли его приостановить?
— Нет. Прогресс неостановим. Малое всегда поглощается большим. Вы сегодня включаете интернет и что там? На каком языке говорят? Или включите телевизор. Только если поставить забор до неба. Сегодня, живя на каком-нибудь острове в океане, вы сможете хранить культуру и язык, но и это будет продолжаться только некоторое время, пока туда не высадится какая-нибудь команда испанских конкистадоров. Так устроен этот большой мир.