В прифронтовой зоне на Харьковском направлении мы случайно нашли ушедшую на фронт из колонии Ленобласти. Это был эксперимент, таких всего сотня на всю Россию.
Мы в расположении медроты на границе с Харьковской областью. В паре километров который месяц бои за Волчанск. За окнами, закрытыми мешками с песком и черной пленкой, работает артиллерия, до фронта несколько километров. Звук - словно приглушенный удар грома с эхом.
Пустая столовая, говорим с 38-летней Машей. Она гостеприимно предложила кофе странному типу, который явно не военный (то есть мне). Весной прошлого года ушла на СВО из колонии в Ульяновке Тосненского района Ленобласти. Тогда, впервые в России, в качестве эксперимента, контракт с Минобороны подписали 10 женщин-заключенных. Это был эксперимент, в Ленобласти его не повторяли. Как говорят, по данным на январь, таких около сотни на всю страну.
Села по 111 статье УК (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью). Суд отмерил 4 года. По словам Маши, "злой" прокурор просил восемь.
- Я на себя чужую вину взяла, - с ходу говорит она.
- Что случилось-то? - спросил 47news.
- Выпивали, моя знакомая толкнула другую с лестницы.
- А зачем на себя взяли?
- Так я ничего не помню, - несколько нелогично ответила она. Ну да ладно.
47news рассказывал о судьбе одной из женщин из того набора. Она служила стрелком-санитаром штурмового взвода. Погибла. Мы также рассказывали о юной москвичке Кате из обеспеченной семьи. Ее не пускали на фронт, но она своего добилась.
- Почему решили пойти?
- Да не знаю, как-то так получилось. Смотрю, в курилке какой-то хипишь, обсуждают. Вызвалось сорок человек, в том числе и я. После бесед и анкетирования отобрали десять.
- Связь с ними поддерживаете?
- Ну, первые пару месяцев после учебки с двумя созванивалась, а потом нет. Они почти все по 228 заехали (наркотики), да еще за соль (дешевый и сильнодействующий наркотик). Мне с ними не по пути.
По словам Маши, в учебке к ним снисхождения не было. "Гоняли будь здоров. Кстати, оружие мне всегда нравилось, на ОБЖ автомат с удовольствием собирала. А мужики у нас смешные в учебке попадались. Один пытался патроны в рожок засыпать как крупу, - собеседница показывает пальцами, как правильно вщелкивать патроны".
На руке коренастой Маши цветные татуировки, на тюремные не похожи. Держится словно пацан во дворе, говорит не зажимаясь. Говорит, работала охранницей в ЧОПе, пост на заводе в Выборгском районе Петербурга. Работа очень нравилась.
- Во время суда я под подпиской была, всегда являлась на заседания. Руководство меня поддерживало. Когда на СВО уехала, денег перевели на пирожные-шоколадки. И сказали - когда вернусь, то обратно меня возьмут, - явно гордится.
В медроте за ней уборка и склад с продуктами. "Всего предостаточно, все от Минобороны".
Маша - коренная петербурженка, живет в Адмиралтейском районе. Есть 18-летний сын, но живет в другой семье.
- Поскорей бы закончилось, ведь ему скоро в армию, - вдруг вздохнула она, как бы поежившись.
Но тут же ожила.
- Я тут своего друга с детства по району встретила. Его два раза раненным привозили. Сказала ему, Сашка, еще раз привезут, я тебя сама без докторов почикаю, - звонко смеется она.
В здании тишина, лишь уханье за окном. Только на кухне рядом позвякивает посуда. Пустота объяснима, раненых здесь стабилизируют этажом ниже и отправляют в следующее медицинское звено - больницы и госпитали.
В медроте Маша не единственная женщина. Девчонок, конечно, меньше, но редкостью не назвать.
Если раненый "ходячий" и нужно ждать транспорта, ему дают передохнуть.
- Двоих привезли, уложи их, - говорит подошедший мужчина в камуфляже.
В помещение входят двое, мужчина лет около 60-ти и молодой худой парень. Они послушно идут за Машей в комнату с койками.
Самая опасная работа - эвакуация. Нет, не так - чертовски рискованная. Дорог всего несколько, на машины охотятся дроны. Если в лобовое, то, считай, всем внутри, скорее всего, конец. Если догоняет, то нужно увеличивать скорость до 130 километров в час. Для "буханки" на разбитой дороге задача невыполнимая. Но ведь добираются как-то каждый день.
- Я тут такого навидалась, руки-ноги приходится отрезать, иначе погибнут. Таких порой привозят перемолотых в фарш, что мама не горюй. Это надо по телевизору показывать для тех, кто на диване о политике рассуждает, - зло цедит она, будто сплевывает.
По зданию, где располагается медрота, не раз прилетало дронами, наружные стены посечены. Как почти все в округе.
- С их стороны и танк хохляцкий выкатывался-стрелял, дальность у них будь здоров. А грохота я уже не замечаю. Сплю как младенец. Мне теперь хоть "Рамштайн" под ухо включай, не проснусь.
Один из сотрудников медроты, Арби из Грозного, потом показал сувенир - кусочек танкового снаряда, который разбил окно и отрикошетил в сторону кровати. Благо, никого в комнате не было.
- Люди в окрестностях привыкли. Жить-то надо. Магазины есть, Озон, Вайлдбериз. Нормально, - отвечает на вопрос, как адаптировались местные жители.
В столовую постепенно заходят мужчины в бронежилетах, вернулась эвакуационная группа. Все берут из окошка тарелку с макаронами и мясом, густо льют майонез с кетчупом и молча жуют.
По словам нашей собеседницы, служить ей отмерено год, и 10 месяцев уже прошли. Радости не скрывает.
- Контракт не будете продлевать с Минобороны?
- Нет, конечно, - как на малохольного посмотрела на меня Маша. - Я к матери поеду в Краснодар, ей 88 лет. Главное, чтобы дожила. С грядками ей помогу, огород же. И климат там хороший, не то, что в Петербурге, - расплылась в мечтательной улыбке.
На том и попрощались - Машу ждали дела, а я вышел покурить. Тут где-то неподалеку так бахнуло, что передумал.