Однажды перед судом предстала не просто дочь знаменитого генерала, но и достигшая высшей духовной власти. Деньги воровались на благое, и фактически ей все простили.
Из газеты "Голос" от 4 июня 1874 года: "Такого процесса, каков процесс преподобной игуменьи Митрофании, еще не было, да, пожалуй, и не будет…".
Ист. фото - dekabrist.mybb.ru
Игуменья Митрофания (в миру баронесса Прасковья Розен) родилась в Москве, в 1825 году. Ее мать - графиня Елизавета Зубова, приходилась родной племянницей последнему фавориту Екатерины II Платону Зубову, служила фрейлиной, а посажёнными родителями на ее свадьбе были Александр I и его супруга. Отец – барон Григорий Розен, генерал от инфантерии, участник битв под Аустерлицем и Бородино, в 1831-1837 командующий Отдельным Кавказским корпусом. Прасковья - последний ребенок в многодетной семье. Про таких, как она, говорят: "Родилась с золотой ложкой во рту".
Барон Розен скончался в 1841-м. Явив милость к покойному, Николай I оплатил его долги и зачислил младшую, 18-летнюю, дочь фрейлиной в свиту императрицы. Бог не наградил Прасковью привлекательной внешностью, но она обладала незаурядным умом и не показной религиозностью. Придворная жизнь не для таких, с годами девушка начинает задумываться о монашестве. Решающим становится личное знакомство с митрополитом Филаретом, долгое время возглавлявшим Московскую епархию, то есть фактически всю тогдашнюю РПЦ. Цитата от Прасковьи Розен: "Когда я увидела его светлое лицо и прозорливый взгляд, я пала ему в ноги". Филарет становится ее духовником.
Митрополит Московский Филарет. В миру Дроздов (1782-1867). В 1994 году РПЦ прославлен в лике святых. Ист. фото - lavra.ru
В 1852-м, под явным влиянием митрополита, она оставила Двор и Свет, поступила послушницей в монастырь и 2 года спустя была пострижена в монахини, приняв имя Митрофании. В 1861-м Филарет посвятил ее в сан игуменьи (высший монашеский сан в православии для монахинь) и назначил настоятельницей Серпуховского Владычного монастыря. На новом поприще Митрофания щедро тратила личные средства, полученные ею из наследства, на благотворительность. Под ее руководством при монастыре открылись иконописная мастерская и заводики по производству кирпичей и гашеной извести, велось строительство новых корпусов и гостиниц для паломников, возводились школа и больница…
Доверие Императрицы к бывшей фрейлине было столь велико, что в какой-то момент она поручила ей руководство первыми российскими общинами сестер милосердия, которые существовали тогда в Петербурге и во Пскове. Дабы оправдать высочайшее доверие, игуменья Митрофания приступила к строительству третьей "медсестринской" общины в Москве. Но!
Личные средства имеют скверное свойство – они заканчиваются. Пока матушка разбрасывалась на самые разные проекты, положение руководимого ею монастыря неуклонно ухудшалось. Заводики и другие созданные при монастыре коммерческие предприятия не приносили больших доходов или вовсе работали в убыток. Короче, требовались деньги. И не просто деньги – финансы.
Митрофания кинулась искать меценатов, используя свои связи. Поначалу они сыскались. Но затем приток пожертвований начал стремительно ослабевать. Вот тогда-то баронессу в рясе, что называется, "бес попутал". Ради высокой цели она приняла решение согрешить, руководствуясь нехитрым принципом: если благодетели не несут деньги сами - значит, их нужно из них вытрясти.
Ист. фото - monasterium.ru
В начале февраля 1873 года к прокурору Санкт-Петербургского окружного суда Анатолию Кони обратился с жалобой купец 2-й гильдии Дмитрий Лебедев. Он обвинял медийную персону матушку Митрофанию в подлоге векселей от его имени на 22 тысячи рублей.
Вспоминает сам Кони (1844-1927; судья, общественный деятель): "… доводы купца Лебедева были настолько убедительны, что я немедленно дал предписание судебному следователю Русинову о начатии следствия". (ист. – "Из заметок и воспоминаний судебного деятеля" // "Русская старина", октябрь 1907 года)
Игуменью-баронессу выдернули из Москвы в Петербург для дачи разъяснений. После первого же допроса возникла проблема с выбором меры пресечения для подследственной. Прокурор Кони предложил своего рода "домашний арест", подразумевавший временное переселение в столичный Новодевичий женский монастырь. Такой вариант Митрофанию не устроил:
"Я умоляю вас не делать этого: этого я не перенесу! Быть под началом другой игуменьи – для меня ужасно!.. Тюрьма будет гораздо лучше!".
Тогда, в качестве альтернативы, ей разрешили оставаться в номере гостиницы "Москва" (угол Невского и Владимирского пр.). В гостинице установили негласный полицейский надзор. И – не зря: уже пару дней спустя агент сыскной полиции задержал переодетого курьера с письмами матушки на волю.
Анатолий Кони кистью Ильи Репина (1898). Ист. фото - tretyakov.ru
История с купцом Лебедевым оказалась до банальности проста. Успешного предпринимателя обуяла гордыня: он захотел иметь "Анну на шею", то бишь орден Святой Анны II степени, и ему присоветовали обратиться к матушке Митрофании - оная, дескать, может всё (в сущности, так оно и было). Эти двое встретились, сговорились о цене вопроса, ударили по рукам, и обрадованный Лебедев начал готовить шею под заветный орден. Но вместо этого игуменья составила фальшивые векселя. Затем всплыли другие эпизоды.
Ист. фото - rg.ru
Как выяснило уже московское следствие, не дождавшийся ордена купец Лебедев пострадал не так уж и сильно. В отличие, к примеру, от купчихи Медынцевой, чье общее состояние оценивалось в 350 тысяч. Вот только распоряжаться своими капиталами она, вследствие хронического алкоголизма, не могла – по просьбе мужа и сына над ней установили опеку. Матушка Митрофания пообещала Медынцевой снять опеку. В течение двух лет запойная купчиха безотлучно находилась при своей благодетельнице, а та регулярно подавала своей необразованной подопечной чистые листы на подпись, якобы для написания прошений чиновникам и императрице, после чего заполняла их долговыми расписками. В итоге к моменту освобождения от опеки капитал Медынцевой уменьшился на 237 тысяч. Схожую расписку, но уже на 1,5 миллиона рублей, игуменья обманом пыталась получить у московского миллионера Солодовникова в обмен на прекращение заведенного в отношении него уголовного дела. Солодовников соглашался на 225 тысяч. Пока шел торг, его арестовали. А за то время, пока он находился в тюрьме, матушка подделала его завещание и более полусотни векселей на сумму, превышающую все его состояние.
Федор Плевако (1842-1909) жертвовал деньги церкви, но на процессе выступил как самый непримиримый обвинитель. Ист. фото - t.me
Судебный процесс начался 5 октября 1874 года и шел две недели. Для некогда всесильной матушки даже в зале суда было сделано исключение: она помещалась не на скамье подсудимых, а восседала в особом кресле. Интересы пострадавших защищали мегаюристы того времени Федор Плевако и Александр Лохвицкий, а вот не менее маститые адвокаты защищать игуменью Митрофанию отказались.
За две недели судебных разбирательств было допрошено свыше 200 свидетелей. Но монахини и прочие духовные лица стояли за нее до конца. В частности, выступавший заступником от консистории архимандрит Модест договорился до того, что назвал публичные суды "соблазном хуже театра".
Из высказываний на суде.
Адвокат Лохвицкий: "Духовная власть имеет свою независимую область, у нее ключи от рая и ада".
Адвокат Плевако: "… Вместо храма у нас - биржа, вместо богомолья – аферы".
Прокурор Жуков: "… Едва игуменья Митрофания даёт одно объяснение, как через пять минут даёт другое …".
Игуменья Митрофания: "Я многого не знала, я – женщина".
Присяжным был предложено 270 вопросов. Почти по всем пунктам присяжные ответили "виновна". На вопрос "заслуживает ли снисхождения?" прозвучал ответ: "заслуживает". Тогда как матушка признала лишь "проступки", но – не преступления. Итоговый приговор: лишение всех прав и 3,5 года ссылки в Енисейскую губернию, с последующим запретом покидать территорию Сибирской губернии на протяжении 11 лет. Иски пострадавших от ее незаконных действий составили, с учетом набежавших процентов, 1, 3 млн рублей. Но сосланная и лишенная всех прав г-жа Розен к тому времени была неплатежеспособна.
В 1875 году в Александринском театре состоялась премьера комедии Островского «Волки и овцы». Ее сюжет был навеян делом игуменьи Митрофании. Ист. фото - old.knpam.rusneb.ru
По кассационному прошению и Высочайшему повелению ссылку в Сибирь заменили поселением в Ставрополе, где осужденная провела 2 года в тамошнем женском монастыре.
Ну а в 1893 году ее и вовсе отпустили совершить паломничество в Святую землю. И причем за казенный счет.