Журналист 47news встретился с прошедшим темным временем. Настоящее предстало ему в образе священника. Это репортаж о том, как из зла рождается добро. Ответа нет.
Слово "Сторожно" произносить непривычно. Нам легче – "сторожново", как фамилию от "сторож". Все же в корне этого топонима – не спокойствие, интонация "осторожно". А грести до деревни Волховского района часа два с половиной. Путь асфальтовый, ладный, но потом еще километров 15 по гравию. Если аккуратно, то подвеску не уберешь. Мне туда было интересно. Там служит совсем уж сложный настоятель. Когда-то, в конце 80-х, я с ним перехлестывался.
Тогда на распаде страны в Невском проспекте еще отражались прозвища Баймак, Стальной, Полковник, Вася-Питерский. Знаменитые карманники. С поличным их могли взять лишь несколько оперов. Остальных они не воспринимали.
Погодя все четверо надели короны "воров в законе". Первые трое сегодня лежат на петербургском кладбище жертв Девятого января – убитые, свернувшиеся в лагерях. На вид и не скажешь, а стояли крепко на своей вере.
могилы Баймака, Стального, Полковника на кладбище жертв Девятого января
Кроме одного – 60-летнего Василия Карабашева. (Вроде, он жил возле станции метро "Горьковская"). Вася-Питерский прошел, как блатные говорят, черным ходом. Показал характер на пересылках, поучаствовал в сходках и уже в XXI веке отрекся от статуса.
Когда въезжаешь в деревню Сторожно, натыкаешься на крестьянские домики.
Захудалый продовольственный магазинчик в вагончике. Пожухлая дверь на ржавом замке, а на ней лист бумаги – "Напитки" и номер мобильника. Мол, если кому бухнуть – кричи, закуску сам раздобудешь.
За всей этой непроглядной провинцией, как за Русью – Ладога.
Направо метров так сто на тебя обрушивается кипучая энергия. Огромные избы из обалденного бруса в два обхвата, чуть ли не крепостные стены из него, современные трактора, мускулистые работники. Все это и справа, и слева. Камазище встал – не объехать. Не знал бы, куда шел, – подумал, что какой-нибудь богатей непонятно с каких щей возводит себе столбовые хоромы. Но я же знал.
Прохожу с товарищем на территорию кипящего возведением монастыря. Меня ведет - он, как и настоятель жил когда-то скверной жизнью. Ему надо по религиозному случаю, я же помалкиваю.
Отец Варлаам, он же Василий, монахом пришел сюда в 2013 году. Если как есть, то на помойку. В храме, возведенном еще во времена Бориса Годунова, при советской власти основан рыболовецкий совхоз, потом все рухнуло. Ничего нового, так что все этим и сказано.
Василий нарисовался босой. Нет, конечно, обувь какая-то на нем имелась, но по сути – бродягой. Даже с посохом. Сложил хижину, питался рыбой. Наверное, чуть слаще было чем в бараке усиленного режима. Хотя … зима на Ладоге долгая.
А с 2016 года сюда потекли деньжищи. Да, так и скажем прямо. И пошел он крестить ударную стройку. Масштаб этот обнять, так нужно быть инженерищем.
Еще отлитые колокола.
Начинаю мыслить буквально в духе, над которым смеялся Экзюпери в "Маленьком принце", мол, взрослые оценивают вещи в лоб: "Этот дом стоит 600 тысяч франков. Ах, какая красота!"
Мой товарищ подходит к отцу Варлааму, а я боком-боком и, типа, турист-наблюдатель. Захожу за храм. Кладбище. Оно тут страшно подумать с каких времен. И со звездочками, и в крестах. Ухоженные могилы монахов, вертикально упирается камень рыбакам, утонувшим в ледяных просторах.
Меня зовут. Оказалось, поесть. Захожу в трапезную, все пышет благочиньем и здоровьем. Вокруг мужики и монахи. Все с бородами, один я бритый. А куда деваться? Молятся. А мне? Стою неловко.
Садимся, что-то жую. Напротив меня - здоровенный. Он улыбается глазами и молча подставляет мне еду. Она густая – рыба отличная, грузди в сметане, сыр свой, хлеб вкуснейший, простокваша. Интеллигентно киваю, а он толкает меня тарелкой, мол, не робей, тут и не таких видали.
Рядом стоит монах, вслух читает святых отцов. Включить диктофон не смею, пытаюсь запомнить – про демона, про спасение. Больше ничего не вкурил. Отец Варлаам звонит в колокольчик, все расходятся.
Этот храм возведен не мифом. Не хочу уходить в академическую историю, но в архивах лежит грамота, данная Киприану Иваном Грозным. Киприана освободили от податей, а до этого он слыл атаманом шайки разбойников. Лихие люди здесь грабили судна купцов. Отсюда и Сторожно. Сторожили.
Мистика. Душегуб возводит храм в XVI веке, а лет через четыреста его восстанавливает, отрекшийся вор в законе. Но это светский взгляд. По православию - промысел божий, непознанный.
- Где-то, когда-то я вас видел, - упирается в нас глазами отец Варлаам.
Мой товарищ произносит старое свое преступное прозвище. Я стараюсь не улыбнуться.
- Давайте-ка без этого, - отрезает Варлаам, а я понимаю: чтобы получить по шее, мне надо произнести репортерский термин "интервью". За которым, кстати, и забрел сюда. Понял – не выйдет.
Они отходят на разговор. Долго стоят, долго смотрят на Ладогу.
Тарахтит моторка. Причаливает к камням. Из лодки выпрыгивает семья. Слышу, что Серега-сержант это. Рядом живет, вернулся с фронта, часто привозит в монастырь рыбу. Здоровенный такой, без высшего образования на лице, но светлее многих университетских. С таким хорошо в шторм попадать.
- Подойди, спутник, - говорит мне издалека Варлаам.
В памяти всплывает год так 90-ый. Стою ментом возле ресторана "Нева", что ныне "Буквоед" напротив Гостиного двора, а передо мной Баймак со Стальным. Разговариваем нехорошо. Я им ультимативно втираю, чтобы отчаливали пока я добрый, а кто-то из них шипит: "Ты прежде троллейбус догони, а потом уже попробуй нас сожрать". И Вася вроде бы возле отсвечивал.
Подхожу, но без прежнего властного гонора.
- Когда трапезничали, я разглядел, что ты креститься не умеешь, - говорит мне правду тот прошлый Вася-Питерский.
Изо рта у меня не лезет термин "атеист". Отвечаю:
- Не хочу врать, все равно бы раскусили.
- Верно, - сверкает лицом под бородой Варлаам. - А что пришел-то?
- Когда здесь такая стройка началась? – не отвечаю я.
- Примерно с 2016 года.
- Такие финансы по прихожанам не соберешь, - спрашиваю под видом банального размышления.
- Есть люди. Жертвуют, а я здесь только на подножке, - отвечает Варлаам и слово "подножка" опытным напомнило бы голос опасной улицы.
Не смею цитировать слова губернатора Вилли Старка из американского романа "Вся королевская рать", сказанные пресс-секретарю: "Джек, добро делается из зла, потому что его больше не из чего делать". Не получается разговориться о каноническом писании, где первым в рай попал разбойник, висевший на кресте с Христом. И уж точно не готов иронизировать: "Василий Васильевич, вы приумножили ваши организаторские способности". В черепе мелькает чисто журналистская сноровка – вот бы узнать имена инвесторов, да поставить об этом отдельный материал. Киприан на Киприане выйдет. Но рот зашил.
- Наклони голову, - говорит мне Варлаам.
Немного не понимаю.
- Голову наклони, не обижу, - приказным тоном повторяет Варлаам.
Немного горблюсь, склоняюсь.
Настоятель кладет мне на лоб правую руку. Шепчет: "Спаси, Господи". Чуть сильнее нажимает и громче произносит: "Иди, думай". И чуть толкает.
Прохожусь снова по пространству монастыря. Ух.
Мы гнали обратно. Будто из потустороннего мира. Где-то на краю, на Ладоге без конца растет храм в древнем Свято-Никольском Киприано-Стороженском ските. Уже расписывают фрески, готовят иконы. Зачем, когда вот здесь и сейчас Петербург.
Нет ответа.