Суд в Ленобласти оправдал ветерана чеченской войны, обвиненного в педофилии. Сегодня важно понять, что он вытерпел от следователя, сокамерников, знакомых. Журналист 47news выслушал: "Всем наплевать". Теперь ваша очередь.       

Волховский горсуд 6 июня вынес оправдательный приговор 56-летнему Виктору. Его обвиняли в сексуальном насилии над 10-летней. Наказание - до 20 лет, прокурор просил 14. Следствие и суд длились 2 года, мой собеседник провел в камере 10 месяцев, затем год под домашним арестом. Сегодня невиновный согласился рассказать нам, что он пережил.  

- Днем 31 мая я пришел из магазина, разбирал продукты. Вышел на балкон покурить, я на втором живу. Внизу мальчик и девочка - внуки соседские, из разговора понял, что им в подъезд не попасть. Сходил открыл, жалко, что ли. Они мимо меня пробежали. Поднимаюсь, стоят, дома никого. Говорят, дедушка с рыбалки едет. Вижу -  продрогшие, говорю - посидите у меня. Включил им телевизор. Мальчик зашел в детскую, там "Лего" сына. Девочке неинтересно, осталась в зале, уткнулась в телефон. Говорю, что смотришь? Она - манга. Ну любопытно, пошел мимо нее к компьютеру посмотреть, что это. А потом очнулся на полу – потерял сознание. 

У Виктора заболевание сосудов головного мозга, ранее терял сознание, близкие не раз вызывали скорую. Родом из Баку, русский. После армии перебрался в Волхов. Окончил техникум, устроился на железную дорогу. Женат 20 лет, дочери 17 лет, сыну 12.         

- Я ничего не соображаю, девочка кричит брату: "Пойдем, пойдем!". Подумал, может, падая, ее стукнул.  

В суде установлено, что дети обулись, сами открыли дверь и вышли на улицу.

 - У меня такое состояние было – шатало. Я - на диван и уснул. Просыпаюсь от криков и воплей, в дверь стучат-звонят. Я так понял, что кричит сын соседа – мат-перемат, мол, убью. Ни черта не понимаю. Пытаюсь встать и не могу, ноги разъезжаются. В железную дверь уже колотят чем-то. Орет, что петли срежет болгаркой. Звоню в полицию. А под окнами уже: ты мою дочку … мне теперь твою …? Меня как электрошокером ударило. Приехала полиция. Спрашивают, к девочке приставал? Я им - вы в уме?! Мне на руки наручники.

Виктор ранее не привлекался к уголовной ответственности.   

- Камеру впервые в жизни увидел, все металлическое, пахнет хлоркой. Поздоровался с сокамерником - у него ограбление, а раньше убийство. Меня спросил за что, я сказал. Чего врать-то. Он усмехается: "Статья не популярная". Ночь я не спал, только курил.  

Виктор - ветеран второй чеченской войны, служил по контракту, старшина, награжден. В начале нулевых служил миротворцем в Боснии. Затем уже инженером. 

- Первые дни почти не мог есть. Потом уже узнал – жена отказывалась верить.
- Первый допрос? - спросил я. 
- Пять минут с их адвокатом дали. Он мне - сознавайтесь, а то - 12 лет по минималке. Я ему - с ума сошли? Первый вопрос следовательницы - явку с повинной будете писать? Я ей - в чем сознаваться-то? Она - попытка изнасилования. Говорит, была бы её воля, своими руками тебя удавила, - говорит Виктор, добавляя, что его показания постоянно прерывались словами "это неважно". 
 - Всё время думал - вот-вот этот бред закончится. Голова кружилось, несколько раз отключался, просил врача. Мне уколы и таблетки давали обезболивающие, а следователь говорила: "Ты все равно сядешь".  

Арест, конвой, автозак, перевели в СИЗО Тихвина (в Волхове - нет). Сотрудники нейтральные, покурить разрешали. Говорит, о чем думал - не помнит, ощущение конца света. Уже было наплевать на все. 

На работе, конечно, узнали. Но вопросы про реакцию знакомых и друзей Виктор старается обходить. 

- СИЗО в Тихвине - отдельная история. Это бывший монастырь. Узенькие кельи, мрачно. Две недели один в карантине, но кормили по-человечески. Жена вещи передала. Поскольку я ветеран, то содержался как бывший сотрудник - с полицейскими, приставами. Пограничник один был. В камере нас было шестеро.  
- Зашли в камеру, вас спросили про статью?
- Конечно. С собой обвинительное заключение. Дал почитать желающим. Проблемы были только от одного нехорошего подполковника полиции. Видимо, он уже готовился к зоне. Мол, ему впадлу находиться со мной в одной камере. Типа, вставай на лыжи (проси перевода в другую камеру – ред.). Да, ради бога, мне самому было противно с такой свиньей вместе находиться.           
- Слова кулаками заканчивались? 
- Нет. Только издевочки постоянные, нагнетание.   

Так прошло лето и начало осени. 

Проверка показаний на месте (кто-где стоял, сидел, делал, говорил), так называемых "уличных", не проводилась. В очной ставке в присутствии психолога следователь отказал, мотивировал психологической травмой, говорит адвокат Виктора Елена Хованская. На продлениях меры Виктору запомнилось, как вместе балагурили прокурор и следователь. 

 - Неприязни больше не встречал. Хотя, бывало, привезут с допроса, а место занято и меня в другую камеру. Потом перевели в "Новые Кресты". Что сказать? Конвейер: сначала отстойник, там до трех ночи сидели голодные, баландеры нам кипятка дали по доброте. А кипяток не калорийный, - уже может шутить собеседник. 

На этапе следствия работала комиссия экспертов из психологов, психиатров и сексологов, комментирует адвокат Хованская. У ребенка не нашли признаков патологического фантазирования, но так вопрос не ставился — это противоречие было установлено судом.   

- В "Крестах" камера моя была на 8 этаже. Нас четверо. Ребята нормальные, один только нагловатый. Мол, он-то правильный пацан - девушку пытал и деньги вымогал, а по моей статье все сидят неправильные. Но старался из-за этого урода не психовать. Жене написал - люблю. Она ответила – плачу по ночам. 
- Как к ней стали относиться соседи?
- Отец соседа, что заявление написал, здороваться пытался, - такое ощущение, что у собеседника чуть не вырвалось ругательство. Жена, конечно, игнорировала. Остальные ничего не говорили. 
- А на работе? 
- Не верили. Но намекнули, что, если я буду осужден, то ее уволят. Она же преподаватель в детском центре.        

Через 4 месяцев дело ушло в суд Волхова. На заседания возили из "Крестов" - 3-4 часа в пути. Судебный зал пуст – заседания закрытые, стандартно для дел такой категории. От стороны девочки только адвокат, ни матери, ни отца. В суде допрашивали экспертов, выносивших заключения. Выявлены неточности в показаниях девочки. Еще через 5 месяцев Виктора перевели под домашний арест, хотя вину он не признавал. Видимо, и суд, и следствие уже начало понимать, что дело сыпется.  

- Как возвратились к людям?
- Поехал надевать браслет в уголовную инспекцию. Пришел домой, а на пороге жена. Она всегда верила. Молча целовались. Дети давай плясать вокруг меня.   Первым делом - в душ, потом за стол. От еды эйфория. Лег поздно, хотя к режиму-то привык, поздно для меня - это час ночи. Проснулся в шесть, как в "Крестах". Но ощущения прекрасные.  

Домашний арест отбывал в квартире тещи во избежание пересечения с семьей девочки. Так прошел почти год. На суд на автобусе. "Какое такси. Я два года ни копейки в дом не принес, жена всех тянула". 

За два месяца до приговора Виктора отпустили под подписку, он нашел временную работу в автомастерской. "Просто сообщил, что под судом. У нас в городе таким не удивишь. Статью не называл".     

 - В последнем слове я сказал: мне под 60, большую часть жизни прожил достойно. Как человек давно сложился, есть "modus operandi" (сложившийся образ жизни - ред.) Я нормальный. И никакого умысла кроме отеческого у меня в голове не было - в подъезде холодно, вот я и позвал детей. Но ребенок что-то неправильно трактовал - и я уже преступник по такой мерзкой статье. Одним росчерком - это подлость. Следствие нарисовало удобную себе картинку. Прокуратура тоже. Хотел бы, чтобы они в моей шкуре побывали.  
- Если встретите на улице того, кто заявление написал?
- Пройду мимо. Если что скажет, тоже постараюсь ответить.

Решение судья вынесла день в день. От близких девочки никого не было.

- Когда судья зачитывала, было ощущение, что оправдает? 
- Нет. Давление, пульс. Я стоял, сжав кулаки и закрыв глаза. Когда сказала - словно крылья прорезались.  
 - Вышел около шести вечера, на улице пасмурно, но тепло. Позвонил жене и пошел на автобусную остановку.  
- Что чувствовал? Словно и сам дерьма поел и всего в нем извозили. Всем наплевать на то, что ты говоришь.