Если бы советские порядки в лагерях остались, насилия было бы меньше, согласен с "47news" член президентского Совета по правам человека.

Мы разобрали с Игорем Каляпиным, руководителем "Комитета против пыток", новости о насилии в саратовской колонии.

- Игорь Александрович, вы заявили, что саратовская пыточная история может исправляться, если удастся изменить порядок формирования общественных наблюдательных комиссий (члены ОНК могут в любой момент войти на территорию учреждений ФСИН – ред.). Что не так с ОНК сегодня?

- В ОНК сегодня набраны не активисты правозащитники, которые хотят заниматься проверками, которые хотят выявлять нарушения, которые готовы и не боятся предъявлять претензии администрации учреждений ФСИН. В ОНК сегодня есть люди, которые туда пришли с чёткой установкой, что они тут, чтобы не дать развернуться правозащитникам, которые в лучшем случае - "носители западной идеологии". А в худшем – "иностранные агенты". Часть этих людей, посмотрев на всякие тюремные безобразия, свою позицию меняют. Но чаще всего это ещё и ветераны правоохранительных органов. В нашей уважаемой нижегородской ОНК (Игорь Каляпин живёт и работает в Нижнем Новгороде –ред.) одних отставных полковников - 8 штук. Они хорошие люди. Но они на пенсии, им тяжело ездить в эти колонии, которые у нас разбросаны на линии в 600 километров. И самое главное, они не готовы конфликтовать с руководством учреждений. Приезжаешь за 300 км, а тебя радушно встречает товарищ полковник, начальник колонии. Предлагает чайку, ещё что-то. Не хочется же обижать хороших людей... Служба у них там тяжёлая. И нет основания исходить из того, что они заняты безобразиями. А потом заходишь в ШИЗО (штрафной изолятор для провинившихся осуждённых – ред.) и тебе страшные вещи рассказывают про то, что там на самом деле творится. И тут нужно подойти к ситуации объективно, нужно найти в себе силы на это. Это на самом деле непростая работа с точки зрения морально-психологической. И вот эти "ветераны" в ОНК не всегда к этому готовы. Я по себе знаю, что это тяжело.

- Кто в силе исправить это?

- Изначально механизм формирования ОНК задумывался очень правильно. Это общественные организации, имеющие опыт в защите прав человека (правозащитные организации), которые выдвигают туда своих членов. И федеральная Общественная Палата, то есть орган, максимально удалённый от возможного влияния региональных силовиков, принимает решения о формировании комиссий. А по факту же, к сожалению, у нас федеральная общественная палата пользуется региональными фильтрами. Вот у нас в Нижнем Новгороде есть общественная палата. "Палатка", как мы её называем. Там есть местные провластные люди, которые в подтанцовке провластной участвуют. И они решают, кого они будут рекомендовать федеральной ОП, а кого - нет. И эти правила ведь даже не прописаны в законе. Это федеральная ОП так решила, что если есть рекомендация региональной ОП, тех они и будут брать. Не будет рекомендации региональной - брать не будут. Именно федеральная ОП придумала, что мы не всех туда будем брать, а только тех, кто прошёл фильтр. А если мы не набираем 40 положенных человек, то мы можем для конкретного региона уменьшить количество людей в такой комиссии. В саратовской ОНК – всего 14 человек! Я уверен, что в Саратове наверняка были правозащитники, которые хотели попасть в региональную ОНК. Но федеральная ОП приняла решение, что в Саратове будет не 40, не 20, а 14 человек. Я посмотрел состав. Ни одна фамилия мне ни о чём не сказала. Может быть, они все хорошие люди. Но очевидно, что эти хорошие люди не справляются.

- Общество чаще предпочитает отворачиваться от таких сюжетов. "Почему мы должны заботиться о плохих людях? Они же преступники!".

- Первое. Эти люди через какое-то время вернутся в общество. Мы ведь их не на пожизненное посадили. Расстреливать не собираемся. Они вернутся. И то, как они отбывают наказание, безусловно, отразится на том, какими они вернутся. Чем они дальше будут заниматься на свободе. Задача какая? Отомстить?

- Не секрет, что в советском прошлом расклад сил в пенитенциарной системе был иным. С 90-х так называемые "чёрные" зоны реформировались. Старые порядки ликвидировали. Но жестокости стало больше. Почему?

- Мне сложно сравнивать с советским периодом. Но в 90-е я уже ездил по колониям. Делал это сознательно. И я бы не сказал, что сейчас стало хуже. В большинстве учреждений и условия содержания, и отношение стало более гуманным. Но, к сожалению, вот такие пыточные колонии сохранились. Они есть если не во всех субъектах, то во многих. Неправильно говорить - в большинстве. Это ведь не означает, что все колонии в Саратове вот такие. Но насколько я знаю, в Саратове пугают других осуждённых, что, если будут плохо себя вести, отправят в эту самую саратовскую больницу ФСИН. Туда ведь и здоровых отправляли. На ломку, как это называется на блатном языке. Чтобы человека сломать, чтобы заиметь на него вот такой компромат, такой короткий поводок. Видео с изнасилованием, которым его можно шантажировать потом, угрожать, заниматься вымогательством.

- Но я всё же о другом. О том, что на зонах раньше властью делились. Власть была и у администраций, и у тех, кто сидит. Не секрет, что это сильно изменилось после 1991 года. Ушла эта "независимость" осуждённых. "Красных зон" стало намного больше. Здесь может быть причина роста жестокости?

- Я с вами, наверное, отчасти соглашусь… В том, что вот этот второй, так называемый "чёрный", центр влияния каким-то образом сдерживал потенциал произвола со стороны администрации. Но и это же не нормально! Это не выход.

- Кто же спорит. Но если мы говорим о судьбах живых людей, то ведь вы соглашаетесь, что насилия было меньше со стороны администрации?

- Я согласен. Но подобные сегодняшним пытки, и может быть даже более изощрённые, в качестве эксцесса случались и в советских тюрьмах, и лагерях. Наличие там власти блатных нисколько это не сдерживало. Если администрация, руководство МВД на уровне области, а тогда все лагеря были в ведении МВД, решали произвести зачистку, - ну не нравился им расклад сил, - то это делалось. Никакие блатные, воры и смотрящие воспрепятствовать этому не могли. Это всё было достаточно условно.

- Но вы согласились, что та сила сдерживала насилие силовиков.

- В большинстве случаев, да. К сожалению, в большинстве случаев, да. И, к сожалению, ликвидация вот этой криминальной незаконной силы в каких-то случаях привела к тому, что преступность со стороны силовиков, преступность людей в погонах стала бесконтрольной.

- Почему это постоянно связано с сексуальным насилием?

- Это такая оптимизация. Зачем расправляться самим, если можно это делать руками так называемых активистов. Зачем применять методы физического воздействия, которые оставляют следы, если можно делать это, используя элементы тюремной субкультуры. Такое насилие – элемент этой субкультуры. И это явных следов не оставляет. Сотрудники ФСИН впитали в себя эту субкультуру. А как иначе может быть? Подавляющее большинство таких учреждений находится в каких-то медвежьих таёжных углах за сотни километров от очагов культуры. И эти сотрудники поколениями, династиями живут в этих посёлках при колонии. Как они могут оставаться непропитанным этой субкультурой? Какой культурой ещё они там могут пропитаться? И тут мы возвращаемся в начало нашего разговора.

- Сейчас мы пока видим предсказуемый дежурный набор решений. Проверка подлинности видео, отставка местного саратовского начальника ФСИН, которого не было в руководстве на момент обнародованных преступлений, уголовное дело по факту публикаций в СМИ, проверки СК. В чём залог того, что перемены будут не показушными, а реальными?

- Если те люди, которые это всё курировали, всё это осуществляли, будут привлечены к уголовной ответственности, а это человек 15-20, лица некоторых есть в кадре, - это одно слагаемое. Точнее, один множитель. Необходимый, но не достаточный. А второй множитель – привлечение к ответственности тех, кто в силу своих обязанностей должны осуществлять надзор. Там же наверняка есть прокурор по надзору, который курировал колонию, который обязан приезжать, беседовать с осуждёнными. Он наверняка имел информацию о том, что там происходит. Получается, что он игнорировал, получается, что фактически прикрывал. Он должен быть не просто уволен. Он должен быть осуждён. И третий множитель - системные выводы. Я не говорю, что надо тухлыми помидорами закидать членов саратовского ОНК. Но я считаю, что состав саратовской ОНК должен быть расширен. Туда должны войти все желающие. Те, кто не падает в обморок, когда видит эти кадры, кто готов ходить в колонии и наводить там порядок, все должны иметь возможность войти в ОНК.

- Вы правда верите, что московские функционеры будут ссориться с региональными исполнителями?

- А никто ни у какого начальника ФСИН разрешения не спрашивает. Это решение федеральной Общественной Палаты. Она вроде как независимой у нас числится. Туда вроде как уважаемых людей набрали. А треть туда вообще по списку президента пригласили.

- Мы ходим по кругу. По факту об этом говорят несколько правозащитников и несколько журналистов. Всё.

- (Долгая пауза) К сожалению, вы правы. Утопиться? Да, народу интереснее поединок Милонова и Джигурды. Да, народу интереснее полёт актрисы на МКС…

- Основатель gulagu.net Владимир Осечкин в комментарии коллегам сказал, что новые материалы из их архива коснутся не только Саратова. И в новой порции видео уже не только Поволжье. Он же сказал, что видео коснутся в том числе ФСБ. Но мы помним, что именно ФСБ летом убивало ресурс Осечкина. То есть в сухом остатке получается противостояние правозащиты и главной силовой службы страны. Кто в данном случае арбитр?

- (Долгая пауза) Учитывая, что Осечкин находится во Франции, оттуда выкладывает эти материалы, думаю, что очки ему в этом противостоянии будет начислять некое сообщество правозащитников и юристов в Западной Европе. А ФСИН, ФСБ и кто там ещё к ним присоединится в этой схватке и будет их защищать, очки будет начислять власть Российской Федерации. Поэтому, я думаю, что эта игра не закончится ничем. Будет ничья. Если бы Осечкин, или организация, которая это публикует, находились внутри России, тогда арбитр был бы только один - это государство. И тогда результат был бы понятен заранее. Народ безмолвствует! Если вы об этом.

- Где закон о пытках? Помнится, некоторые сенаторы красиво пиарились на теме,  и потом наступила гробовая тишина.

- (Долгая пауза) А нет закона о пытках. Да, некоторые сенаторы красиво пиарились. Могу лишь сказать, что я видел готовый текст законопроекта, который предлагалось запустить в Госдуму. Он значительно ухудшал ситуацию. Там была отдельная статья про пытки. Но состав там так выстроен, что если бы это приняли, не дай Бог, то правоприменительная практика по пыткам стала бы много хуже. В том месте, где это предлагалось одобрить, я устроил неприличную истерику. С тех пор я уже боюсь этой темы… В этой нашей нынешней обстановке борьбы за суверенную демократию сейчас примут такую статью о пытках, что мы никогда и никого по этой статье не сможем привлечь…

- Удивитесь, если фактическим выхлопом из скандала станет ещё большая закрытость системы и информации о происходящем там? Этот тренд очевиден повсеместно.

- Абсолютно убеждён в том, что первое рефлекторное желание, которое появляется у фсиновских генералов - не "как такое могло происходить", а "как же так получилось, что у нас это видео спёрли". Это для них сейчас самая большая проблема.

- Какие действия предпринимает, предпримет СПЧ по всей этой ситуации?

- Самое главное, что мы сейчас делаем - это решение задачи, как при содействии с местными адвокатами выстроить хотя бы мониторинг ситуации внутри этой колонии. Как выстроить диалог со свидетелями и потерпевшими, чтобы люди не остались один на один с теми, кто их пытал… Мы с коллегой по СПЧ Андреем Бабушкиным сейчас попытаемся туда выехать. Он сейчас пытается об этом договориться. У него шансы есть. Меня вряд ли пустят. Хотя, хотелось бы. Я думаю, что я понимаю, какие есть болевые точки у всего процесса, который там сейчас начнётся. За чем там нужно сейчас наблюдать. Я мог бы эффективно там поработать пару недель. Ну и третье, - мы постараемся не дать забыть об этом. Ажиотаж ведь скоро уляжется.

Николай Нелюбин,

47news