"Вы же видите – ничего не меняется". Власть, ты довела Шлиссельбург до тазиков

Шлиссельбургу надоело мыть детей под струйками ковшиков, топить печки и ходить в грязи. Ещё противнее им знать, как тепло тем, кто ими руководит. 47news показывает, как зарождается протест в бараках.  

Схлестнутся здесь не столько партии, сколько миры. Долгое время город был под руководством Дмитрия Василенко, ныне сенатора. По сути, занимая должность мэра непосредственно Шлиссельбурга, а позже совмещая её с позицией главы совета депутатов Кировского района, его руководство территорией началось в 2001 году и прервалось в июне 2018-го.  Тогда большинство в местном парламенте взяли коммунисты во главе с Владимиром Номеровым. За это время властями региона, что в данном случае подразумевает и фигуру Василенко, было сделано всё для рассыпания красного совета. Самого Номерова успели выгнать из КПРФ. 

Как рассказывают погружённые в тему, политическая краска здесь перемешалась — и в команде единороссов есть люди Номерова, сам он идёт самовыдвиженцем, хоть просил помощи в том числе у ЛДПР, и среди коммунистов есть те, кого проводит "ЕдРо". Так что расклад, по сути, как век назад: вы либо за царизм, либо за новый миропорядок. 47news съездил в город-ключ и в течение светового дня пообщался с жителями, надеясь понять, кто бы победил, если бы голос людей учитывался здесь и сейчас. 

Отвоёванный Петром Первым у шведов за год до рождения Санкт-Петербурга, сегодня уездный город Шлиссельбург поражает своей неухоженностью. Туристический сезон давно закрыт, поэтому на причале нет очередей на катер до крепости и красоваться не перед кем. Первым делом, как приличные люди, идём к зданию администрации, что в ста метрах от привычной точки скопления иностранцев. Зефирного вида трёхэтажка, уютно дополняемая триколором. Внутри — вахтёрша, строго замечающая на вопрос об отсутствии признаков агитации, что "её тут не положено". Информационные щиты скупы, но о выборах, объясняет собеседница, и так все знают.

- Вот вам газетка. Я десять лет сижу в администрации, как вы думаете, за кого буду голосовать? Вообще, мне всё равно, кто здесь власть, я человек маленький, - бойко выражает она свою позицию, незаметно всучивая экземпляр "Невского истока".

Благодушно пропускает в туалет, и это фатальная ошибка. На месте власти, кто бы её ни взял, я бы запретила такие широкие жесты. Уборная рассказывает всё и об этом городе. Из крана течёт жёлтая вода, сбоку - цинковое ведёрко, на трубах висят тряпки, из стены выбиты куски кафеля, дыра в полу заделана деревяшкой.

Тут же, на улице, крутится пока ещё мэр Владимир Номеров. Кокетливо замечает, что на фотографиях получится плохо из-за небритости, но в целом он, кажется, доволен. Как раз с утра проходили обыски у экс-главы администрации Шлиссельбурга Николая Хоменко, а подтолкнул следствие к действиям сами понимаете кто.  "Эти ещё почему здесь? Володя, я же тебя предупреждал не трепать", - улыбается из Mercedes следователь, останавливаясь возле нас. 

- Что ж у вас так грязно-то? - возмущаюсь я, тратя десятую салфетку. 

Мэр не слышит, к нему подходят люди, прощаемся.

На задворки администрации любопытствующим тоже надо бы перекрыть проход. Заросший мхом сальный козырёк, ведущий в подвал и пристройку, облупившийся фасад, не попадающие друг в друга куски ливневой трубы, нечто прикрыто одеялом. Вышедший было покурить рабочий отдела благоустройства нехотя, но рассказывает, что про предстоящие выборы знает. "Что толку-то? Сколько на них хожу, ничего не меняется", - деловито отмечает он, и, будто виновато, добавляет, что здание чуть ли не при Петре было банком и сейчас стоит на балансе специализированной ассоциации.

- Говорят, здесь публичный дом был? - уточняю я легенду, но собеседник её не подтверждает.

Обернувшись, можно увидеть дровяные склады, похожие на типичные ряды гаражей, только уже в ширине. Логика подсказывает, раз их не снесли, с отоплением всё не очень. По каменным двухэтажкам не понять, обитаемы ли они — в некоторых комнатах выбиты окна, но видна посуда.

Пожилая женщина в чёрных штанах и с палкой, говоря о воскресенье, обещает, что "придёт, если доползёт". "Только за новых буду голосовать, только за новых", - признаётся в электоральных предпочтениях она, но не уточняет, кого подразумевает под "новыми". 

Перед входом на улицу Жука лучше бы поставить и вовсе забор. Хотя его сделала природа: сегодня лишний глаз не захочет сюда пробраться из-за грязи и луж, которые сложно обойти, не познакомив сапоги с жижей. Взор упирается в деревянные двухэтажные дома-бараки, рассчитанные на два подъезда по четыре-шесть квартир в каждом. Люди пытаются здесь жить, и жить хорошо. 

Вот квартиранты первого этажа обложили свою часть фасада сайдингом, поставили на карниз фигурки гномиков, а внизу выстелили кирпичом. Много спутниковых тарелок, так что за вещание федеральных каналов можно не беспокоиться. Есть крепкие пластиковые окна, есть прогнившие. На дворе можно увидеть ту самую картинку из букваря: на нём трава, а на траве — дрова. Кто-то укутал свою вязанку чёрным полиэтиленом, у кого-то хозяйство запихано в деревянную пристройку. Подъезд без замка, так что сразу ощущаешь, насколько смелые здесь живут. Прямо по отколупавшимся перекрытиям проложены провода.  

Такие же условия на соседней улице Ульянова и во всём близлежащем квартале. Внешне всё вместе это напоминает летние дачи из кинофильмов про советское счастье — есть балкончики и бельевые верёвки. Только на экране обычно их показывают в чёрно-белом варианте. Зайдя внутрь, убеждаемся, что в почтовые ящики вложены извещения, приглашающие на те самые выборы. Кое-где торчит и квартплата, и там сказано, что за жилищно-коммунальные услуги проживающим нужно отдать государству по две тысячи рублей, если речь о трёшке. Запах зависит от того, насколько плотно закрыта входная дверь. Если наглухо, то в голове начинает зудеть.

Зато никто не сможет критиковать доступность инфраструктуры для маломобильных — и людей, и животных. К двум ступенькам на входе обязательно приставлен пандус, а котикам сделана дырка в двери. В одном из домов мы всё же встретили агитационный материал. Из ящика торчал призыв голосовать за единоросса Маслакова. Пушистый житель с зелёными глазами отвлёкся от своих кошачьих дел и даже согласился попозировать в объектив. После кадра ускакал по деревянной лестнице. Кстати, есть надежда, что бумажку не выкинут: с другой стороны - календарь с открыточном видом на родину.

Одну из дверей открывает женщина в синем домашнем халате. Услышав про повод, сразу ахает: "За прошлую команду голосовать не буду. Вы же видите, как мы живём, и знаете, какой у него дом?" Заранее забежав вперёд, скажу, что тот "дом" для жителей Шлиссельбурга — определённый символ, будто для пролетариев дворец. Об этом строении знают все, в том числе подскажут, как до него доехать.

Собеседница Людмила выглядит не старше шестидесяти, но говорит о себе как о старой. Трёхкомнатную квартиру 32 года назад получил муж, работавший на Невском судостроительно-судоремонтном заводе. Тогда у них уже было трое детей и, чтобы не закупать дрова для отапливания всех комнат, в одной на пол клали одеяла — было не так холодно. Сегодня в этой же квартире растут трое внуков, но они ещё малыши, и топить надо получше. В месяц уходит по пять-шесть кубов дров, а это семь-восемь тысяч рублей. Минимум. 

- Года три назад у нас сгорел сарай. Мы ходили в мэрию, просили помочь. Думаете, кто-то из них помог? Этим богатым до нас дела нет. Так что я буду голосовать за пролетариев. У нас даже ванны нет, а эти..., - готова поговорить она о своём бытье.

- Как же вы моетесь?

- Хожу по друзьям, знакомым, у кого есть ванна.

- А дети? Их же каждый день надо мыть.

- Ну как... в тазики набираем воду и моем.

О процессе помывки в тазиках хорошо в своё время писал Эмиль Золя, подводя читателя к причинам великой французской революции. Но в этом подъезде вспоминать европейского писателя не стоило, хотя бы потому, что два века назад людей грела хоть какая-то надежда.

- Говорят, мы войдём в программу расселения. Но сначала Пролетарская, а потом, после 2025 года, только мы. Вообще, лично я уезжать не хочу. Переселят на окраину, у нас тут озеро.

- Просто вы привыкли.

- Так прошла вся моя жизнь.

Неспешно вышагиваем к местной больнице. Рядом со Шлиссельбургом проходит Мурманское шоссе, потому часто привозят тяжёлых больных. Но иногородних встречает стальная железная дверь, когда-то покрашенная в розовый. Белым — ободряющая надпись: "здохните". Будто мы в Донецке, а написали это друг другу солдаты. Поднимая глаза, понимаешь, что это предсказание, а не угроза. Крепкое двухэтажное здание, выкрашенное когда-то в жёлтый, не похоже на жилое. Где-то вместо стёкол фанера, где-то — кирпич, а где-то горит свет. Спрашиваем, выясняется, что построено до войны, а в восьмидесятых было закрыто. Снести не снесли, оставили в качестве приюта больничной администрации и кабинета стоматологии. 

Один из новых корпусов больницы, где приёмный покой, четырёхэтажный, но жива только часть. Примерно четверть не застеклена и уже принято решение её разобрать. К такому городскому пейзажу, когда здесь новое, тут же лужа, а рядом древнее, сложно привыкнуть, но всё же это дело вкуса. Фельдшер и водитель скорой помощи, завершая помывку автомобиля, говорят кратко:

- Мы не за прошлых и не за позапрошлых. Нам тут их всех не надо, - серьёзно аргументируют они свою позицию.

- В больнице тоже жёлтая вода? - уточняю я с долей надежды, ведь от липкого ощущения надо как-то избавиться.

- Как же иначе, если трубы все старые? У нас есть специальные обеззараживающие таблетки, да и воду мы отстаиваем.

Напротив Благовещенского собора мы застали мужчину в стоптанных ботинках, свитере с ромбиками и куртке нараспашку. Сидя на лавочке, он долго распекал всю предыдущую власть за то, что они не смогли "выполнить единственное обещание — отремонтировать навесной мост". Каждый приходящий в город, по его наблюдению, до выборов говорит, что обязательно это сделает, а после заявляет, что местечко станет пристанищем для наркоманов.

Майкл Огнев

- Там у них, - машет рукой в сторону озера, - у них элитные коттеджи, а мы сами видите, как живём. Себе-то нормальные дороги сделали, а мы вот, - добавляет он.

На выборы собирается, но "точно за кого угодно, кроме тех, что уже были". 

Подойдя к тому самому мостику и окончательно испортив сапоги, натыкаемся на еще одного аборигена. Долго ругает власть, периодически переходя на мат и под конец объясняя, что имеет в виду петербургскую. "Там этого выбрали, Беглова", - подытоживает он.  

Доехав до того места, куда послали добрые жители, останавливаемся возле жёлтого двухэтажного дома на берегу Новоладожского канала. Над входом выгравирован скрипичный ключ, видимо, указывающий, что внутри живёт какой-то музыкант. Именно это строение считается домом Василенко. Хотя, по данным Росреестра, с 2013 года недвижимость принадлежит секретарю "Единой России" Кировского района Михаилу Коломыцеву. Так что народ давно ошибается.

Дорога здесь и правда ровнее, чем в городе, но ямы встречаются тоже. Микрорайон называется "Прохоровская дача", здесь в девятнадцатом веке начал свою жизнь Александр Прохоров, руководивший городской думой Шлиссельбурга сто лет назад. Если ехать вдоль канала, там будут разные по архитектуре домики, отличающиеся друг от друга цветовой гаммой и претендующие на оригинальность. Местечко скорее напоминает важное садоводство. Но после встреченных бараков глаз радуется чистоте. Впрочем, мужчина в спецовке, явно бежавший на работу, выплеснул своё отношение к выборам так: "Я за коммуняг".  Я хотела поддержать: "А я за большевиков". 

В той местности, где есть новостройки, встретили женщину в меховой шапке, тоже объяснившую, что она думает про культовый дом. "Лучше бы администрацию построили", - дала совет на будущее всем. Заодно вспомнила, как однажды попала на приём к Дрозденко. Он ей пожал ручку, улыбнулся, и это так крепко засело в памяти, что пожелай он вдруг стать мэром Шлиссельбурга, она бы его выбрала. Но Дрозденко сюда не пойдёт. 

- Этот, я понимаю, общается, как положено. Так и надо вести себя, а не то, что это всё, - дала ещё один совет она.

Покрутившись, случайно выезжаем на улицу Пролетарскую. Она вся состоит из деревянных домов по типу тех, что мы видели в начале знакомства с городом. Во дворике одного из них застаём двух мужиков. Говорят, у них ненормированных рабочий день и ещё непонятно, смогут ли уделить кусок воскресенья для изучения бюллетеня. Заняты они тем, что устраивают на салазки что-то напоминающее батарею, высунув из гаража. На таких трудягах, зарабатывающих на сдаче металлолома, обычно и держится наш конституционный строй.

На дверях подъездов вывешено объявление, повествующее о попадании в программу расселения аварийных домов. Срок исполнения — не позже 2025 года. Битые окна, лохматая собака, детские качели, отремонтированные куски фасада, пластиковые рамы. Зябко становится, если думаешь, что тут творится по вечерам, а как прожить ещё шесть лет — и вовсе неприятно. Помещения явно жилые, кто-то вносит, кто-то выносит вещи. Обращаюсь к круглолицему мужчине с детскими игрушками в пакетике, но он широко улыбается. "Я с Украины приехал в гости. Слава Богу, я тут у вас не живу". Оглядевшись на черноту, не нашла, что возразить.

Возле детского садика воспитательницы встречают попытку побеседовать о выборах холодно. "Я вообще вне повестки", - сообщает одна, в синем пальто, в очках. Подкалываю, мол, понимаю, что им как бюджетникам объяснили, где ставить галочки. 

- У меня что, своего мнения нет? Ни Василенко, ни тех, кто после него, больше видеть не хочу. Все надоели, - вспыхивает её коллега, рассказывая, что накануне "кто-то из кандидатов приезжал, а кто — она не помнит". Вместе быстро ретируются.

Ещё две дамы, гуляющие с собачкой, сходу шикают: "Надоели вы со своей политикой".

В середине улицы — заброшенное здание школы,  а напротив, вдалеке, виднеется кран у новой и красивой, строящейся. Довести до ума её должны были пять лет назад. Если посмотреть влево, насквозь, можно приметить красные стены самого неприятного долгостроя Ленобласти. Чуть повернёшь голову — и вот уже серый каркас другого мёртвого жилого комплекса. 

Хочется щёлкнуть пальцем — и чтобы всё это исчезло из памяти.

Юлия Гильмшина,
47news

фото и видео: Майкл Огнев