Вам не понравится этот взгляд полицейского практика на кошмар, сооруженный петербурженкой, задушившей свою полуторамесячную внучку. Но, чтобы бояться бездны нашего сознания, надо хотя бы иногда туда заглядывать.

Про то, что накануне произошло в Петербурге с 54-летней женщиной, внезапно убившей свою внучку в Юнтоловском заказнике, разорвавшей себе вены ради победы над демонами, что в неё вселились, знают, наверное, все активные жители города и области.

Этот ужас больше напрягает даже не содеянным злодейством, а его внезапностью. На чудовище, в которое превратилась Марина Миргалеева, еще неделю назад окружающие нарадоваться не могли. Директор детского сада, где она работала, широко открыв глаза, уверяет, что более доброго работника не видела. Соседи по дому на Планерной, кроме прилагательных "вежливая", "светлая" и произносить ничего не хотят. Семья, где она жила – не семья, а образец. Тесть – офицер МЧС, дочь – мисс красоты МЧС, которая пока не работает из-за отпуска по уходу за вторым ребенком. И продолжать не стоит.

Безусловно, психиатрия дала бы комментарии. Но уверен, что ее текст обязательно бы прерывался на "скорее всего", "наверное", "если". Понимаете?

А потому как это - единственное направление в медицине, которое не основывается на анализах. То есть, на физиологических исследованиях, фактах. Может, меня профессионалы этой отрасли и проклянут, но психиатрия – это научная публицистика, помноженная на наблюдения. Субъективный опыт.

В бытность службы в уголовном розыске мне доводилось встречаться с подобными историями. Конечно, я не о том, как некоторые буйствуют-буйствуют, а потом таких дел натворят, что их связанными в клетку упаковывать приходится. Я о ситуациях, которым на бегу сам придумал условное наименование - "вдруг оно как вынырнет". Все они похожи на эту петербургскую бабушку.

Конец 80-х годов. Три опера Калининского района пару дней скучали в засаде и, наконец, дождались жулика. Приняли его, оформили и распили бутылку грузинского коньяка три звездочки. Коля Пашков поехал домой. В трамвае он заснул. Проезжая по Театральной площади вдруг проснулся. Вытащил пистолет Макарова, выстрелил в затылок впереди сидящему гражданину, встал и произнес: "Не волнуйтесь! Это особо опасный преступник". После Коля сел и заснул.

Нормально?

Тогда газеты были соответствующие и ленинградцы ничего не узнали. Колю законопатили в тюремную психушку, а в Управлении уголовного розыска все курили, да не знали, что и говорить друг другу.

Примерно в это же время мне лично пришлось разговаривать с одним хлопцем. Ему было тогда примерно около 25 лет. Помню, жил он возле Нарвских ворот. Этот перец как-то утром поехал на работу и вдруг понял, что в Ленинграде высадились диверсанты (про террористов тогда никто не знал). Он подумал, что первым делом надо защищать Эрмитаж. Подбежав к Эрмитажу, товарищ увидел постового милиционера. Рванул было к нему, чтобы предупредить о напасти, но…

- Какой же это милиционер. Я сразу понял – переодетый диверсант, - рассказывал он мне, сидя напротив, пристегнутый наручниками к батарее.

Вот он его сзади по голове кирпичом и шарахнул.

Смешно?

Порой энергичные опера общались с психиатрами. И один из тех как-то мне все разжевал.

- Запомни, это называется сумеречным состоянием. То есть помрачением рассудка, которое как бы спит глубоко в человеке. Как взрывное устройство. И нужен механизм спуска. А им может оказаться что угодно. Звук разбитой рядом бутылки, визг кошки, громкий смех в автобусе, - грустно улыбаясь, объяснял он мне.

- И что, во мне такое тоже может сидеть? – подумал я прежде всего о себе любимом.

- В том-то и дело, что может. И во мне. И в каждом. Мы это пока обследовать не умеем.

Когда в ночь с 15 на 16 июня я писал статью о демоне в Юнтоловском заказнике, параллельно вспоминал те давние слова моего ученого собеседника.